Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

хитросплетениях средневосточных проблем полковнику Томасу Лоуренсу (1888–1935), больше известному как Лоуренс Аравийский. Это был необычный тандем. Коллеги уверяли Черчилля, что ему не удастся надеть на столь свободолюбивую и неординарную личность корсет государственного служащего. Но у Черчилля было свое мнение. Во-первых, он считал, что даже таким пассионариям, как Лоуренс, для полноценной реализации нужна поддержка официальной власти. «Не было ничего, с чем бы он не справился, если бы остался жив… и имел бы меня за своей спиной», – заметит он после безвременной кончины Лоуренса от травм, полученных в мотокатастрофе. Во-вторых, они оба прониклись друг к другу уважением и восхищением. Черчилля поразила разносторонность полковника, который «обладал неисчислимым количеством граней» и «владел мастер-ключом» от «самых разных сокровищниц». Он считал, что личность Лоуренса была «отмечена печатью гения», «хотя природа его гениальности оставалась непостижима». Лоуренс в свою очередь был впечатлен храбростью Черчилля, заявляя, что ее «хватит на шестерых». Кроме того, он восхищался его «чувством юмора, проницательностью, самоуверенностью и расчетливостью, насколько расчетливым может быть государственный деятель». Лоуренс был поклонником литературного таланта Черчилля, назвав его однажды «единственной великой личностью со времен Фукидида и Кларендона, кому его поколение очень многим обязано». Черчилль в свою очередь поощрял робкие попытки полковника написать свой magnum opus. Он был в числе первых читателей «Семи столпов мудрости», называя эту книгу «сокровищем английской литературы» и ставя ее «в один ряд с величайшими произведениями, написанными на английском языке». По его мнению, «если бы Лоуренс не сделал в своей жизни ничего другого, а только написал бы эти воспоминания, полагаясь лишь на собственное воображение, то и тогда его слава жила бы, выражаясь словами Томаса Маколея, “до тех пор, пока на английском языке говорят хоть где-нибудь на земном шаре”»{156}.

По совету Лоуренса Черчилль решил назначить сыновей короля Хиджаза Хусейна бен Али аль-Хашими (1854–1931) Фейсала (1883–1933) и Абдаллу (1882–1951) королем Ирака и эмиром Трансиордании соответственно с сокращением на две трети гарнизона британских войск в Ираке. Также Черчилль выступал за предоставление автономии курдам и создание еврейской автономии на территории Палестины. Помимо кроения новой карты Среднего Востока Черчилль также принимал активное участие в урегулировании Ирландского вопроса и заключении в декабре 1921 года Англо-ирландского договора, согласно которому на основе 26 графств Южной и Центральной Ирландии образовывалось Ирландское Свободное государство, получившее статус доминиона. Северная же часть Ирландии с Ольстером осталась в составе Великобритании. Подобное решение удовлетворило не всех. 22 июня 1922 года через несколько дней после разработки проекта конституции и выборов в Ирландском Свободном государстве у дверей своего дома на Итон-плес, 36, в Лондоне террористами Ирландской республиканской армии (ИРА) был застрелен бывший начальник Имперского генерального штаба и известный юнионист фельдмаршал Генри Уилсон, 1-й баронет (род. 1864). Понимая, что на него тоже идет охота, Черчилль провел ночь на чердаке, укрепив дверь металлическим щитом и положив пистолет под подушку. Но все обошлось. Помимо противников в самой Ирландии, на почве Ирландского вопроса возникли разногласия с США, где были сильны проирландские настроения. Подобное обострение отношений беспокоило Черчилля, которого в феврале 1921 года выбрали президентом Англоязычного союза, благотворительной британской организации, основанной в 1918 году журналистом Джоном Ренчом (1882–1966). Работая над текстом выступления по случаю своего избрания, он жаловался супруге, что «очень трудно сочинить восторженную речь о Соединенных Штатах, в то время как они выжимают последнее пенни из своих несчастных союзников». Тем не менее для него было очевидным, что внешнеполитический курс его страны должен быть заточен на выстраивание хороших отношений с трансатлантическим партнером. «У нас впереди только один путь – держаться по отношению к ним сколь возможно лояльно, быть бесконечно терпеливыми и ждать появления дружественных отношений», – писал он Клементине{157}.

Прав был А. Синклер, когда назвал 1921 год «чудесным и ужасным»{158} в биографии нашего героя. Помимо насыщенной и богатой долговременными решениями деятельности на ниве государственного управления, в этот год произошло сразу несколько трагедий в личной жизни британского политика. В январе скончалась бабушка Клементины, Генриетта Бланш вдовствующая графиня Эйрли (род. 1830). В конце того же месяца в результате железнодорожной аварии в Уэльсе (одна из самых крупных в истории британских железных дорог) погиб кузен Черчилля лорд Герберт Вейн-Темпест (род. 1862). 14 апреля в одном из отелей Парижа застрелится брат Клементины Уильям Хозье. В августе не стало преданного слуги Томаса Уолдена, работавшего еще у Черчилля-старшего. Но больше всего семью подкосили следующие опустошающие события.

Рано став вдовой, мать Черчилля леди Рандольф продолжала вести активную светскую жизнь и пользоваться популярностью в мужском обществе. Летом 1900 года она вышла замуж за «самого красивого мужчину в армии» Джорджа Корнуоллиса-Уэста (1874–1951), который был всего на две недели старше Уинстона. Второй брак оказался неудачен, и леди Рандольф решила попытать счастья в третий раз, выйдя в 1918 году за Монтагю Порча (1877–1964). Новый избранник был на три года моложе ее старшего сына. «Надеюсь, это не войдет в моду среди других женщин ее возраста», – иронизировал Черчилль. Новый марьяж также не был лишен недостатков, но, по словам Порча, «скучно не было ни одной минуты». Леди Рандольф тоже осталась довольна. Сравнивая своих супругов, она скажет: «Мой второй брак был романтичен, но несчастен, третий брак, наоборот, оказался счастливым, но не романтичным». В мае 1921 года леди Рандольф гостила у своей подруги Катарины Асквит, урожденной Хорнер (1885–1976), вдовы погибшего на фронте старшего сына Асквита Раймонда (1878–1916). Когда она спускалась по дубовой лестнице в новых туфлях на высоком каблуке, то оступилась и неудачно упала, сломав голень. Сначала кость срасталась хорошо, но спустя две недели кожа над переломом почернела и началась гангрена. Врачи решили ампутировать ногу. Когда об этом сообщили леди Рандольф, она попросила хирурга ампутировать ногу как можно выше, чтобы избежать повторной операции. Нога была ампутирована выше колена. «Видите, теперь я уже не смогу встать не с той ноги», – не теряя присутствие духа, приветствовала она гостей. Леди Рандольф быстро шла на поправку, но 29 июня случился кризис. Не успела она закончить завтрак, как у нее началось сильное кровотечение из ампутированной ноги.

– Сестра! Сестра! – закричала она. – Из меня хлещет кровь.

Прежде чем успели наложить жгут, леди Рандольф потеряла много крови. К ней тут же примчался старший сын, не успевший даже сменить пижаму на костюм, но его мать уже впала в кому и, не приходя в сознание, скончалась через несколько часов. А через несколько минут после того, как сердце «последней из викторианок» (слова Асквита) перестало биться, супруга ее племянника Марджори Лесли (1882–1951) произвела на свет мальчика – Десмонда Артура Питера Лесли (1921–2001). Вот уж действительно, как писал поэт: «В рожденье смерть проглядывает косо».

Леди Рандольф похоронили рядом с ее первым супругом на церковном кладбище в Блэдоне, неподалеку от Бленхеймского дворца. Очевидцы вспоминали, что на траурной церемонии Уинстон и Джек «выглядели осиротевшими». Единственное, что утешало Черчилля, который тяжело переживал утрату, – «конец был быстр и безболезнен». «По крайней мере, она больше не страдает от боли и никогда не узнает старости, немощи и одиночества, – напишет он одной из ее подруг. – Нам с Джеком ее очень не хватает, но что до нее самой, я не думаю, что она много потеряла. Впереди ее ждали долгие испытания, в конце которых она могла надеяться лишь на кратковременную передышку. Жаль, что вы не видели ее, покоящуюся в мире после всех радостей и бурь своей жизни. Она казалась прекрасной и величественной». Спустя три года, когда мать Клементины будет лежать на смертном одре, Черчилль скажет