Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия - Елена Лаврентьева

После рассказа Павел Воинович, убитый горем, с совершенной уверенностью прибавил: «Вот увидите, что скоро придет известие об его смерти! Бедный, несчастный друг! Знаете ли, что из всех заблуждений молодости, даже воспетых им стихами, он за одно только укорял сам себя, с душевным искренним покаянием проклинал одно свое противорелигиозное стихотворение. "Клянусь Богом (часто говорил он мне), я с радостью отдал бы полжизни, если б мог уничтожить существование этого мерзкого богохульства!" И вот ровно полжизни отдает по воле Провидения! Будем же, друзья, молиться, да простит Бог заблуждение поэта!»

И мы, почти уверенные в скорой смерти Пушкина, грустные и безнадежные расстались с другом его.

О чародеях и вещунах

Искусство предвидеть будущее во многих случаях есть не что иное, как искусство наблюдать прошедшее. В сем отношении искусство это бесценно и полезно.

Звездослов (астроном), предсказывающий затмение; оратай, предвещающий непогоду; полководец, уповающий на победу; врач, ожидающий перелома болезни; наконец, политик, предуведомляющий о важных государственных переменах — суть люди, которые, будучи искуснее других, умеют приноровить к будущему замечания, сделанные ими о прошедшем.

Халдейские пастухи, вероятно, были первые звездословы на Земле. Проводя жизнь свою в поле, под открытым небом, они имели довольно времени примечать все его перемены и все движения бесчисленных светил, а следовательно, и предугадывать их влияние.

Видя юность ратников Помпеевых и худое положение войска его, Цезарь легко мог предвидеть и смело предсказать успех битвы Фарсальской.

Тому, что во Франции имел несчастие быть самовидцем двадцатого июня, немного надобно было политики, чтобы предугадать происшествия десятого августа.

Не нужно быть чародеем для того, чтоб судить по действию о причине, и наоборот: для того, чтоб видя, как один человек на улице бросается на двух, предсказать, что он будет убит или жестоко ранен.

Наука лицегадания (L'art phisionomical) не есть волшебство, как многие думали. Если справедливо, в чем я и не сомневаюсь, что страсти с большею или меньшею живостию изображаются на лице нашем, то со временем необходимо должны оне оставить на нем следы, которые внимательный испытатель без труда может заметить. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что Лафатер умел отгадывать характер человека по чертам его. Когда в 1796 году показали ему изображение победителя при Арколе, не сказывая его имени, он внимательно его рассматривал и наконец сказал лаконически: сверху орел, снизу тигр. Он не ошибся.

Напротив, не так удобно понять и объяснить науку черепословия (L'art cranologique). Я почти готов включить в число волшебников немецкого доктора, пришедшего учить нас, что мы на черепе своем носим знаки и доказательства наших пороков и добродетелей; что мы родимся, одни с горбом высокомерия, другие с бугром грабительства; те со впадиною лжи, а сии с возвышением гения… Не входя в дальнейшее разбирательство сего предмета, мы позволим себе только заметить, что система доктора Галля, если бы она была справедлива, разрушила бы до основания нравственное здание наше, основанное на свободе делать добро и зло.

Присовокуплю еще замечание, но просто историческое. Вот уже в течение тридцати лет появилось во Франции трое знаменитых чужеземных врачей, гг. Месмер, Каллиостро и Галль, которые в XV веке без сомнения были бы сожжены живые, как волшебники, и которые в конце XVIII и начале XIX века основали школы Эмпиризма (шарлатанства)[28].

К счастию, не жгут уже никого во Франции, но еще и теперь верят в ней колдунам.

Напрасно философия во все времена старалась подавить влияние их на чернь. — Доколе будут существовать глупцы и бездельники, дотоле будут чародеи и сумасброды, готовые с ними советоваться.

В самые просвещенные времена народ никогда не был столько образован, чтобы понять, что нет ни малейшего соотношения между его будущим и червонною дамою, или смешными изображениями, начертываемыми пред глазами его; еще менее поймет он, что редко останемся мы в выигрыше, узнав будущую судьбу свою; что благодетельная Природа, накинув на нее непроницаемый покров, избавила нас от величайших горестей; и что опаснейшие враги наши суть сии самые обманщики, с которыми спешим мы советоваться с таким усердием, как будто бы обладали они столь же счастливою способностью читать в будущем, как и обирать наши карманы.

Если Нострадамус, Ландсберг, Иосиф Справедливый и другие сохранили над умами некоторую власть, беспрестанно поддерживаемую невежеством и суеверием, то можно ли сему удивляться? Для них верить есть необходимейшая потребность, а, к несчастию, легче заставить их верить вымыслам, самым бессмысленным и нелепым, нежели обратить к мнениям здравым и спасительным.

Но что думать, когда мужи, называемые просвещенными, и дамы первых степеней заставляют раскладывать себе карты, верят гаданиям, стекаются для совещания к ворожеям и мечтательницам?.. Видишь это и с трудом веришь, хотя видишь собственными своими глазами…

Монах Авель[29] родился в Тульской губернии Алексинского уезда, в селе Акулове, принадлежавшем Дмитрию Львовичу Нарышкину. Родители его были крепостные крестьяне. Имя, данное ему при крещении, неизвестно. На двадцатом году от роду он начал странствовать, странствовал девять лет, потом поселился в Валаамском монастыре при игумене Назарии. «Там, — как говорит Авель в своих записках, — свыше ведено ему сказывать и проповедовать тайны Божий и судьбы Его». После того он оставил остров Валаам и перешел в Николаевский Бабайский монастырь, здесь он составил и написал первое свое пророческое сказание: в нем предсказал он кончину Императрицы Екатерины II, за что немедленно был вытребован в Петербург и заключен в каземат Петропавловской крепости. Предсказание скоро сбылось. Император Павел, расположенный ко всему таинственному, вскоре захотел видеть прорицателя, беседовал с ним наедине, освободил из заточения и дал ему полную свободу жить, где хочет, и переходить по произволу с места на место. Возвратясь на Бабайки, Авель проводил большую часть времени в Костроме, где пользовался всеобщим уважением. Многие обращались к нему с желаниями знать будущее, но он, как здесь, так и после в разных местах, всегда отвечал, что не одарен прозорливостию и не может предсказать ничего, кроме того, что ему велено будет свыше. За обедом у костромского губернатора Лумпа Авель предсказал время и подробности кончины Императора Павла. Заключенный в Шлиссельбургскую крепость прорицатель скоро был выпущен с прежними правами.