Пляска на плахе. Плата за верность - Марина Баринова

Гуташ наклонил голову и сплюнул очередной сгусток кровавой слюны.

— В имении Шано есть помещения, которые используются как темницы. Еще со времен восстания. Возможно, она там, — предположил он. — Заливар — человек практичный. Если он не убил бабу сейчас, значит, она принесет ему пользу. Поэтому он будет держать ее поближе к себе. Ну или он все же решил казнить ее публично, как виновную в покушении. Тогда стоит искать в подвалах Валг дун Шано.

Энниец вытащил из кармана связку ключей и помахал ею перед носом пленника.

— Я тут твои вещички перетряхнул и нашел вот это. От чего они?

— Если я скажу, Шано меня убьет. Хотя какая уже разница, верно?

— Перед смертью полагается творить добрые дела, — пожал плечами наемник. — Отличный шанс проявить себя и помочь ближнему.

Гуташ пристально посмотрел на эннийца. Тот выдержал тяжелый взгляд бесцветных глаз и устало вздохнул:

— Хватит играть в гляделки. От чего ключи?

— А, хрен с тобой. От дверей в подземном ходе, — ваграниец кивнул в сторону коридора.

— Там было две двери и два замка, а ключей — пять, и все они разные.

— Помнишь, когда мы шли, тоннель раздваивался? Мы ушли направо. Если держаться левее, по пути увидишь две двери — одна ведет к проходу в тоннель, что отходит от имения Дома Ройтш.

— Дома Толл, ты хотел сказать?

— Да какая разница? — прошипел Гуташ. — Одно дерьмо. За той дверью будет еще одна, ее тоже можно открыть ключом. Попадешь прямо за стены имения.

— Хорошо. От чего последний ключ?

— За городом есть сарай, похожий на этот. Это оттуда.

— То есть при желании из имения Данш можно попасть прямиком за город? — сверкнул глазами Джерт.

— Угу.

— Ход охраняется?

— Обычно нет. — Гуташ завалился набок, и энниец вернул его в сидячее положение. — А теперь убей меня. Если выяснится, что ключи ты получил от меня, я закончу еще хуже, чем ты обещал.

Наемник достал еще один флакон и подобрался ближе к пленнику.

— Открой рот.

— Что это?

— «Благословение Дринны». Эннийский яд. Сначала твое горло сдавит спазм — будет очень неприятно, но это быстро пройдет. А затем ты заснешь и больше не проснешься.

— Слыхал я об этом яде. Ты из Рех Герифас?

— Нет. Уже нет.

— Просто интересно, — улыбнулся ваграниец, скривив изуродованный рот.

— Извини, Гуташ. Некоторыми тайнами лучше не делиться даже со смертниками.

Он влил несколько капель яда в открытый рот вагранийца. Тот проморгался, затем глаза его расширились, точно от удивления, а крепко связанные окровавленные руки инстинктивно потянулись к горлу. Взгляд Гуташа умоляюще метался между наемником и валявшимся в углу мечом.

— Драть тебя! — выругался Джерт и, сжалившись, вложил свой кинжал в руку умирающего.

Гуташ благодарно кивнул, улыбнулся и сжал рукоять слабеющими пальцами. Блаженный оскал, выражавший уверенность в скорой встрече с Хранителем и родственниками в Хрустальном чертоге, вскоре сменился хрипом. Ваграниец задергался в конвульсиях. Глаза его закатились, он рухнул набок, почти нежно прижавшись к роскошной окровавленной бороде Дачса.

И стих.

Потиравшая лапки, словно заговорщик, муха, деловито перелетела с трупа десятника на лицо Гуташа. Джерт вздохнул, согнал потерявшее всякое уважение к мертвым насекомое и вытащил из стиснутых пальцев покойного свой клинок.

Взвалив за плечо мешок с наемничьими пожитками, он покинул сарай через потайной лаз. Настала пора нанести визит старым знакомым.

Гайльбро.

Леди Ириталь зашипела, когда мокрая тряпка коснулась глубокой раны на ее ноге.

— Ради всего святого, простите! — служанка в ужасе отдернула руку от больной ступни госпожи.

— Ничего страшного, — превозмогая желание кричать, ответила латанийка. — Закончи с этим побыстрее.

Девушка продолжила омовение, на этот раз прикладывая тряпицу с особой аккуратностью, после чего промокнула израненные ступни госпожи сухим полотенцем и принялась смазывать раны вонючей заживляющей мазью. Ириталь откинулась на спинку стула, задумчиво теребя край робы из необработанного льна — грубая ткань натерла привыкшую к шелкам кожу до ссадин. Вторая служанка, занятая расчесыванием спутавшихся в колтуны волос госпожи, тихо причитала, то и дело косясь на ее израненные ноги.

Во всем этом был виновен Грегор.

Одно радовало — представление, разыгранное ими с перед всем Эллисдором, имело колоссальный успех. Пара раскаявшихся грешников, поступившихся клятвой во имя воспеваемой менестрелями любви, оделась в рубище и прошла босиком от столицы до Гайльбро. Семь дней пути раскаяния превратили изнеженные парчовыми туфельками ноги Ириталь в кровавую кашу.

Она терпела. Лишь по вечерам, отсылая служанок прочь, будущая королева Хайлигланда позволяла себе пустить несколько слез, не в силах справиться с болью в горевших, словно в адском пламени, ногах. Ни одна простыня, будь она выткана самими духами небесными, не могла бы успокоить воспаленную кожу, и златовласые служанки протирали все тело Ириталь отваром гуруса, пытаясь облегчить страдания кающейся.

К счастью, сегодня эта пытка закончилась, ибо шествие достигло цели. Длинная процессия, состоявшая из свиты правителя, сотни воинов и прибившихся по пути паломников вошла в Гайльбро после полудня. Девчонка Эльга не лгала — в этих местах в действительности было чем поживиться, да и сама деревня через некоторое время грозила разрастись до размеров городка. Ириталь не удивило, что монастырь Гнатия Смиренного вцепился мертвой хваткой в столь перспективные владения.

По прибытии Эльга тут же прослыла героиней. Жители высыпали на улицу, ликуя и приветствуя гостей. Ириталь даже начала сомневаться, кого из них принимали теплее — Грегора или эту дочку старосты. Впрочем, вид босоногого правителя с окровавленными ступнями также произвел на чернь неизгладимое впечатление.

Если Грегор чем и обладал, помимо навыка владения мечом, то это была способность моментально располагать к себе простолюдинов.

По подсчетам Альдора ден Граувера, одних только паломников собралось больше трех сотен. Одни шли за Волдхардом от самого Эллисдора, другие присоединялись по пути. И всех правитель тут же брал под свою опеку, распоряжался кормить и греть. Наспех сооружались лагеря и кухни, хотя большинству приходилось располагаться на ночлег под открытым небом. Одному пожилому серву, прибившемуся к процессии за день до прибытия в Гайльбро, Грегор отдал собственную пищу, о чем тут же прошла молва.

Еще немного, и Грегора Волдхарда признали бы святым прижизненно.

Брат Аристид был здесь же, и одно только присутствие еретика в лагере раздражало Ириталь похлеще льняного рубища. Она понимала, что самостоятельно Грегор ни за что бы не додумался бы до подобной затеи с паломничеством. Артанна нар Толл все же была права — Грегор нашел себе нового закадычного друга, тягаться влиянием которого, как сейчас понимала Ириталь, не имело смысла. Ибо Аристид, казалось, превзошел мудростью и прозорливостью их всех.