Акционерное общество женщин - Елена Котова

На это Алена со своим вечным «Ха!» заявила, что ВИПов надо облизывать. Тем более что раз клиентка внесла сто тысяч долларов, она по определению не самая глупая, вздорная или упертая. Полина ее поддерживала, говоря, что просвещать надо всех женщин, на что Алена произносила все то же «Ха!», но поголовный прием ВИПов в клуб отстояла.

Остальных же подвергали беспощадной оценке, отбирая самых продвинутых и способных к качественной дискуссии. Способные и продвинутые быстро вошли во вкус ухода за собой, менее чем за год посвежели и помолодели, очнувшись от вечной заезженности работой и бытом, и засматривались на ВИПов, уже не считая, что выглядеть столь же ухоженными и быть столь же уверенными в себе – утопия.

Конечно, это движение в правильном направлении надо было развивать. Тем более что ВИПам клуб пришелся явно по душе. На фоне приевшихся приемов и корпоративов, выматывающих светских тусовок, где предписано веселиться изо всех сил, натужно изображая непринужденность и вовремя попадая в поле зрения фотографов, прийти куда-то, куда другие не допущены, поговорить и о себе, и о возвышенном без страха сказать глупость и поймать косой или, еще хуже, снисходительный взгляд…

Заседания клуба вели Полина и Катька. Клиенткам предлагалось приходить инкогнито, в маске и вуали. В вуали же приходила и Полина, являя собой образ женщины сомневающейся. Катька же – единственная, кто появлялся на эти поздние сборища с открытым лицом, – излучала уверенность и радость женщины, познавшей истину. На сборищах велись обсуждения переживаемых женщинами состояний, возникающих фантомов, нового восприятия себя, отношений с окружающими и, конечно, мужчин…

Клиентки, допущенные в клуб «Алхимия возраста» решением Правления, мечтали собрать еще денег со своих мужиков, чтобы не просто посещать клуб раз в месяц, а постоянно вращаться в кругу ВИПов и акционеров. Сидеть с ними за ланчами, беседовать с глазу на глаз с основательницами вместо бандерасов. Женское тщеславие – огромный двигатель прогресса.

Дело двигалось, но медленно, трудоемко и затратно. Общество было убыточно, проедало капитал, стояло в пирамиде и пылесосило рынок кредитов, но отважная Катька, как всегда, рисковала и гнала всех вперед: «Главное – темп. Мы создаем собственный капитал. Наша задача – быстро заставить поверить как можно большее количество женщин, что наш “Тайный орден” дает им защиту в любой жизненной ситуации. Разнообразим предложение услуг, не думаем пока о прибыли, поддерживаем агрессивный рост. Лишь бы никто не забирал денег, а новые клиенты продолжали подтягиваться. Тогда к концу второго года, обещаю, выйдем к ноль, а дальше будет лучше». За диетическим ланчем в зале для руководства Катька, размахивая вилкой, сжала свою стратегему в простую и емкую формулу:

– Мы создаем equity, собственный капитал, с помощью долга. А долг мужчин перед нами безмерен!

– Ура! – завопила Полина. – Вот они и умоются!

– Кто умоется? – спросила опешившая Катька.

– Да мужики, которые дают деньги своим женщинам для покупки страховок. Все по плану!

Это подняло настроение членам Правления, и, выпив зеленого чая, они пошли на свои рабочие места: время после ланча было отведено работе с ВИП-клиентами, поскольку те до ланча просыпались редко.

Уже в первый год в ВИПах стали мелькать лица молоденьких клиенток.

Первой прибежала пресловутая шалава Настя в страхе перед юной Кристиной, с которой Костя проводил все больше и больше времени, вместо того чтобы проводить его с их общим с Настей ребенком.

Страх был понятен встретившему Настю бандерасу, но облечь его в слова Насте мешал все тот же страх. Не спасали даже обложки и развороты глянцевых журналов, сплошь усеянные ее портретами.

Настю застраховали как-то хитро: Мэтью изобрел формулировки, которые были очень похожи на страхование от потери кормильца. Настя застраховалась сразу на двести тысяч долларов и пустила треть полиса на процедуры, хотя ей было лишь тридцать: мезотерапия, ботоксы, ультразвуковой и вакуумный массажи, медитация, программы детокса. С ней работали попеременно Полина и Алена. Полина прививала бывшей форточнице элементарное образование, ненавязчиво приучала читать, воспитывать в себе чувство собственного достоинства, не зависящего от того, что тебя сфотографировали только в Harper Bazaar с черным бриллиантом, а вот другую Настю – аж в Officiel, да еще на развороте, да еще и в таких сапфирах, что это пережить невозможно.

Алена же уравновешивала эти тяжкие занятия поездками по миру и светскими тусовками, где ненавязчиво знакомила с умными и серьезными людьми. Те сначала бросались на Настю, а потом относились… по-разному…

По дороге в Москву Алена в самолете деликатно проводила с Настей разбор полетов, прививая мысль о развитии личной состоятельности. Мысль эту Настя усвоила, сказав, что если уж лет через десять все-таки придется делать пластику, то обязательно в лучшем месте, чтобы не нарушить Настину внутреннюю красоту.

– Ха! – говорила Алена подругам. – Хотя бы в такой форме, но ей открылось понятие внутренней красоты! Клиент перспективный.

Практически одновременно прибежали Милана и Ника, тоже девушки, как известно, в районе тридцати. Милана по-прежнему была при Жене, с которым они жили уже почти десять лет, но тот жениться ни в какую не хотел. Нику же только что бросил Платон Баронов, причем прожив с ней больше трех лет. Эту парочку взяла на себя Катька.

– Нет, вы не думайте, Екатерина, я не боюсь, что Женя меня бросит. Подумаешь! Почти двадцать пять лет разницы, что, я себе другого не найду? Но мне хочется ребенка, а Женя… То хочет, то нет. Он эгоист, ему страшно, что ребенок будет связывать нас, что мы не сможем путешествовать. А я не понимаю, как это жить без ребенка? А Женя уже старый… Вдруг я к пятидесяти вообще одна останусь?

– Милана, когда мне было двадцать, я думала точно так же. Родила и счастлива, что теперь у меня взрослый, замечательный сын. Но понимаю, что могло быть и по-другому. Вокруг меня много людей моего возраста, включая очень близких, у которых нет детей и которые об этом не жалеют, потому что в жизни есть масса других занятий. У вашего Жени – страсть к путешествиям, у моего Клауса – работа, и вообще он страшно ценит свободное время, когда можно поспать, погулять, подумать в одиночестве. Вам трудно понять пока, но постарайтесь: одиночество – это далеко не всегда страшно. Гораздо страшнее, если вы – ради того, чтобы не испортить себе старость, которая у вас так далеко и о которой вы еще ничего не знаете, – своими руками сейчас испортите настоящее…

– Мне уже сейчас страшно, когда я одна. Когда Женя уезжает, я не знаю, чем заняться. И друзья у Жени неприятные. Относятся ко мне, будто я какая-то девочка при Жене, а меня самой не существует. А Женя с ними все равно дружит и плюет, что они меня раздражают.

Ясно было, что не друзья Жени раздражают Милану, а она их. Исчезло очарование простой, естественной, юной девочки, не ведающей жизни, не испорченной знанием и потому несущей чушь. Теперь чушь несет женщина под тридцать.

Ника же не могла подумать, что ей после Платона надо опять возвращаться на улицу. Конечно, в ее случае речь шла не о Ленинградке. Нике еще были открыты дома полусвета Европы. Она крутила до Платона роман сначала с каким-то потомком герцогов Монако, а потом с сыном какого-то английского аристократа. С потомком герцогов она и познакомилась-то в Монте-Карло, потому что с ранней юности искусно и изящно играла в баккара и нарды. Но опять-таки, такое искусство и изящество поражают, когда тебе двадцать три, а в тридцать три люди ждут от тебя несколько иного.