Ведьма из Ильмаса - Ксения Мирошник

Он снова прошел к окну. Не застегнутая до конца рубашка, обнажала широкую грудь и часть какого-то рисунка на ней. Рассмотреть не удалось, поскольку мужчина заметил мой взгляд, и я стыдливо отвела глаза.

— Прости, — уж слишком много извинений за одно утро. — Я кое — что вспомнил. Точнее, не вспомнил, …мне приснилось. Странно как-то. Я никогда прежде не видел таких ярких снов.

Арас продолжал метаться по комнате:

— Она рисовала…

— Что прости? — не поняла, о ком он говорит.

— Милена, — уточнил он, замерев лишь на секунду, а потом снова начал шагать от стола к окну и обратно. — Она много рисовала. И неплохо. Всегда показывала мне, но в последнее время, незадолго до смерти, я видел на руках ее краски, но рисунки она, похоже, прятала.

До меня постепенно стало доходить. Я всмотрелась в его оживленное лицо. Он был рад своей догадке. Как же меняется человек, когда мы начинаем его узнавать. Сейчас передо мной стоял нормальный мужчина, ну или почти нормальный, его лицо не искажал гнев, он не кричал и не пытался меня убить. Спросите, достаточно ли этого, чтобы считать его нормальным? Для меня-то? Вполне.

— Ты хочешь сказать, что она могла нарисовать свои видения?

— Именно.

— Где они могут быть?

Тут он окончательно замер, снова растерянно прошелся рукой по волосам. Его что-то явно смущало, и он не спешил делиться этим. Очень странно.

— Я думаю, в ее личных вещах, в спальне.

Он перевел взгляд на смежную дверь и в мою голову, наконец, врезалась та самая мысль, которую я так ждала. Вот что смущало меня. Соседняя комната принадлежала только его жене. Она жила в ней совсем одна. Вот, что не давало мне покоя. Хотя…, может, она перебралась туда, когда стала видеть вещие сны?! Кто знает? Спросить я конечно не осмелилась.

— Ты позволишь мне поискать? — спросила я, все еще осознавая неясность ситуации.

Арас будто выпустил из легких весь воздух, как мне показалось, от облегчения. Он не хотел рыться в женских вещах? Но для женатого человека это не должно быть такой уж большой проблемой! Еще одна странность: значит вломиться неодетым в мою спальню, разбудить и не позволить мне самой привести себя в порядок — это нормально, а заглянуть в вещи собственной жены — это перебор? Мужчины вообще какие-то чудаковатые. А, хотя нет, тут все нормально, более или менее. Я — то для него не женщина — ведьма! Аж полегчало, когда вспомнила.

— Жди здесь, — бросила ему, а потом передумала. — Отвернись.

Стоило все же надеть платье. Не приведи господь, кто-нибудь увидит нас вот так. Даже усмехнулась от этой мысли. Арас придет в бешенство, если его заподозрят в связи со мной.

В платье было гораздо лучше, словно снова отгородилась от него, расчертила границы, о которых порой забываю. Стараясь не смотреть на Макгигона, прошла к двери. Не сразу решилась открыть ее.

В спальне царили полумрак и прохлада. Мне пришлось раздвинуть тяжелые шторы, чтобы впустить утренний свет. Бросила взгляд на портрет, словно извиняясь перед хозяйкой. Кому понравилось бы, чтобы другая женщина, совсем чужая, копалась в личных вещах. Глупо, понимаю, но ничего не могла с собой поделать.

Поиски заняли довольно много времени. Я не торопилась, стараясь возвращать на место все потревоженные вещи. Медленно, аккуратно, очень бережно я осмотрела все и ничего не нашла. Немного задумалась. По словам Араса, Милена хотела спрятать рисунки. В белье, куда никто кроме нее не сунется, их не было. Я снова прошла взглядом по комнате. Внимание привлекла кровать, укрытая длинным, до самого пола, тяжелым покрывалом. Сама себе пожала плечами, подошла ближе, опустилась на пол и заглянула под кровать. Вот оно! Под ней стоял тяжелый, широкий сундук. В такие вот ящики лист для рисования помещается целиком, не надо даже сворачивать.

Он оказался легче, чем я думала. Прежде чем открыть крышку, выдохнула, ощущая невероятное волнение. Если во снах ей являлась я, то очень необычно будет увидеть собственное лицо, перенесенное на бумагу, без моего ведома.

Рисунки и, правда, были хороши. Сверху лежали лишь портреты близких и друзей, несколько попыток нарисовать пейзаж, которые не были такими же успешными, как лица. Она чувствовал свет, прекрасно передавала цвета, очень реалистично. Ловила тонкости мимики любимых людей и делала их максимально похожими на оригинал. Я даже засмотрелась на ее мужа, нарисованного с особым, как мне показалось, трепетом.

Но вот портреты закончились, и в ее работах начался полный хаос. Я нашла себя, окруженную молниями, как и говорил Арас. Только здесь я была с рыжими волосами и покрытая украшениями. Странно, может это не стычка с раконами на берегу моря?! Потом был рисунок, на котором состоялась встреча наместника и магов.

Некоторое время я рассматривали существо без лица, с мертвой серой маской, вместо него. Оно будто парило, чуть оторвавшись от земли, касаясь ее лишь обрывками собственного ветхого одеяния, такого же противного серого цвета. Жнец! Даже рисунок вызывал дрожь. Потом были жертвы…, каждая. Как она смогла, бедняжка?! Сначала смотреть на это, а потом и перенести на бумагу. Все эти картинки были Милене не знакомы, все, что с ней происходило, было ей чуждо. Как она не лишилась рассудка, пытаясь разобраться? Если бы не жнец, ведунья, смогла бы ей объяснить и помочь справиться с этим даром…, или же проклятьем.

Вот и столет и Арас перед ним с мечом. А потом я увидела нечто, что заставило меня вздрогнуть и подавить вскрик. С листа бумаги на меня смотрел красивый мужчина с вьющимися не очень длинными светлыми волосам, половина из которых была собрана в пучок на макушке. Темно зеленые глаза, обрамлены чудесными ресницами, о таких мечтает каждая девушка. Высокий лоб, на который падали несколько непослушных прядей, красивый ровный нос и чуть полноватые губы. Сердце забилось чаще, но не от его холодной красоты, а от того, кто стоял с ним об руку. Рядом была совершенно несчастная, кажущаяся до предела изможденной, смирившаяся с судьбой — я! В этот миг я окончательно утратила надежду.

Я не показала Арасу всех рисунков. Просто не смогла. Вынесла из комнаты лишь те, на которых не было Никаэласа — именно так звали этого красивого мужчину. Сердце глухо ударялось о грудную клетку, я боялась, что у меня на лице написано, что я снова что-то скрываю. Макгигон медленно рассмотрел рисунки, на них были изображены события, которые еще не произошли. На одном Арас задержал свой взгляд дольше.

— Думаешь, это неизбежно? — спросил он, указывая на изображение брата Окула.

Здесь монах говорил с наместником, за спиной которого стояла я.

— Да, Милена еще ни разу не ошиблась, — тихо проговорила я, с болью вспоминая спрятанные мной рисунки. — И ждать нам его уже сегодня ночью.

Арас резко вскинулся и сбросил с колен бумагу. И реакция была вполне понятной, ведь у него за конюшнями ютились две сотни магов.