Новые и старые войны. Организованное насилие в глобальную эпоху - Мэри Калдор

class="a">[176]. Срыв торговых санкций и торговля наркотиками, оружием, отмывание денег – все это примеры криминальной деятельности по привлечению доходов, которой занимаются различные военные группы.

И все же, учитывая коллапс внутреннего производства, решающей является внешняя помощь, ведь вооружение, боеприпасы и продовольствие, не говоря уже об автомобилях Mercedes или солнцезащитных очках Ray-Ban, приходится импортировать. Внешняя помощь может принимать следующие формы.

1. Денежные переводы из-за рубежа отдельным семьям, например, от суданских и палестинских рабочих в богатых нефтью странах Ближнего Востока, боснийских и хорватских рабочих в Германии или Австрии. Эти переводы могут конвертироваться в военные ресурсы посредством различных форм вышеописанного трансфера активов.

2. Прямая помощь от живущей за рубежом диаспоры. Сюда входит материальная помощь, вооружение и деньги, например, от американцев ирландского происхождения – ИРА, от живущих по всему миру армян – Нагорному Карабаху, от канадских хорватов – правящей хорватской партии и т. д.

3. Помощь от иностранных правительств. Во время холодной войны как регулярные силы, так и партизаны рассчитывали на своих патронов из числа сверхдержав. Этот источник помощи в основном уже иссяк, хотя США все еще обеспечивают поддержку ряду правительств. Соседние государства часто финансируют конкретные фракции, чтобы помочь меньшинствам, из-за наличия большого количества беженцев либо в силу участия в различных типах (нелегальных) торговых договоренностей. Так, Сербия и Хорватия обеспечили поддержку своих клиентелистских малых государств в Боснии и Герцеговине, Армения помогает Нагорному Карабаху, Россия финансово поддержала множество различных сепаратистских движений на своих границах (можно только догадываться, являлось ли это способом вновь установить контроль над постсоветским пространством или же причиной были групповые интересы мафии или военных). Руанда поощряла оппозицию в ДРК, видя в этом способ предотвратить операции ополченцев хуту из тамошних лагерей беженцев, а Уганда поддерживала Руандийский патриотический фронт, который пришел к власти после массовой резни 1994 года и по-прежнему продолжает подстрекать Народную армию освобождения Судана (НАОС) в Южном Судане (в свою очередь суданское правительство поддерживает Господню армию освобождения в Уганде). В число прочих иностранных правительств, которые предоставляют финансирование, входят бывшие колониальные державы, беспокоящиеся о «стабильности», например Франция и Бельгия в Центральной Африке или исламские государства.

4. Гуманитарная помощь. Существуют различные способы, с помощью которых как правительства, так и воюющие группы перенаправляют гуманитарную помощь для собственного использования. Более того, исходя из нужд наиболее уязвимых слоев населения, доноры в качестве приемлемого рассматривают пятипроцентную (или даже более) потерю гуманитарной помощи. Самый распространенный метод – это «таможенные пошлины». Боснийские хорваты оставляли себе 27 % гуманитарной помощи, перевозимой через так называемую Герцег-Босну; в разгар войны это был единственный способ добраться до определенных районов Центральной Боснии. Однако есть и другие способы, включая разбойные нападения и засады. Суданское и эфиопское правительства смогли нажиться на оказании им гуманитарной помощи, настояв на использовании завышенного официального валютного курса.

По существу, параллельно с фрагментацией и деформализацией войны происходит деформализация экономики. Вместо национальной формальной экономики, с ее акцентом на промышленном производстве и государственном регулировании, устанавливается новый тип глобализированной неформальной экономики, в которой потоки материальных средств извне (гуманитарная помощь и денежные переводы из-за рубежа) интегрированы в локальную и региональную экономику, основывающуюся на трансфере активов и не установленных законом видах торговли. На рис. 5.2 иллюстрируются типичные материальные потоки новой войны. Здесь не предполагается существование производства и налогообложения. Вместо этого – посредством различных форм трансфера активов и торговли на черном рынке – в военные ресурсы «перерабатывается» внешняя поддержка рядовым людям, в форме ли денежных переводов или гуманитарной помощи. Прямая помощь от иностранных правительств, деньги за «крышу» от производителей сырьевых товаров и помощь от диаспоры увеличивают способность разнообразных боевых формирований извлекать из обычных людей еще больше материальных средств и таким образом поддерживать их военные усилия.

Рис. 5.2. Потоки материальных средств в новых войнах

Марк Даффилд описывает, как все это функционировало в случае Судана, где велась нелегальная долларовая торговля с участием Судана, Заира и Уганды, для чего использовались гуманитарные конвои – как в плане транспорта, так и с целью контролировать цены:

В случае Судана параллельная экономика состоит из целого ряда взаимосвязанных уровней или систем. Локальный трансфер активов связан с не предусмотренной законом коммерческой деятельностью на национальном уровне. В свою очередь, это сочленяется с политическими и государственными отношениями на высшем уровне вкупе с региональными и международными параллельными сетями, торгующими сырьем и твердой валютой. Этот уровень как раз и образует первоначальную точку, где международная помощь и гуманитарное содействие соединяются с параллельной экономикой. В то время как активы текут наверх и вовне, крайним проявлением чего является утечка капитала, международная помощь течет вниз через те же или связанные с ними системы власти [177].

Подобно тому как можно обнаружить примеры военной кооперации между боевыми формированиями в целях дележа территории или разжигания у соответствующих групп населения взаимной ненависти, можно видеть и примеры экономической кооперации. Дэвид Кин описывает практику в Сьерра-Леоне, известную как sell-game, используя которую правительственные силы продают оружие и боеприпасы мятежникам:

[Правительственные силы] уходят из города, оставляя оружие и боеприпасы занимающим его мятежникам. Мятежники собирают оружие и грабят горожан, отнимая главным образом наличные, а затем сами отступают. На этом этапе правительственные силы снова занимают город и уже сами занимаются мародерством, обычно забирая имущество (которое мятежники находят слишком неудобным для сбыта), а также нелегальной добычей ископаемых [178].

Джон Симпсон описывает, как солдаты перуанского правительства освободили захваченных партизан Сияющего пути, «очевидно, для того, чтобы закрепить неспокойную обстановку в районах, где офицеры могут нажиться на нелегальной торговле; в данном случае это преимущественно торговля кокаином» [179]. Похожие примеры были и в боснийской войне, что я уже анализировала в третьей главе.

Некоторые авторы высказывают мнение, что новый тип ведения войны объясняется экономическими мотивами, и среди исследователей это уже породило споры на предмет «жадность versus чувство оскорбленного достоинства» [180]. Дэвид Кин полагает, что «у войны, в которой избегают сражений, но оказывают давление на невооруженное гражданское население, чтобы в итоге приобрести „мерседес“, возможно, больше смысла… чем в том, чтобы рисковать жизнью во имя национального государства, когда перспективы серьезного финансового выигрыша малы либо их просто нет» [181]. Однако для объяснения масштаба, жестокости и явной порочности новых войн недостаточно одних только экономических мотивов [182]. Без сомнения, некоторые присоединяются к боевым действиям, видя в этом способ легитимировать криминальную деятельность, обеспечить политическое оправдание тому, чем они занимаются, и заручиться общественной санкцией на