Вишневая - Линн Берг

слетело «хотела», вот только, чего конкретно, Есеня и сама до конца не понимала. Одно дело, ее нелепые желания и совсем другое — суровая действительность. Действительность, в которой она, едва ухватившись за эту отчаянную идею, одергивала себя и суетливо отгонять мысли о Дане прочь. Наверное, потому что и сама не была уверена, что из этого и правда могло что-то выйти. Ведь это же Миронов — неоспоримый лидер списка самых неприятных людей мира. А это она — невзрачная и не больно-то в чем-то преуспевшая Вишневецкая.

Что руководило ей, когда она позвала его на танец? Чем она думала, когда с готовностью отвечала на поцелуй?

Кажется, в тот момент на проводах в мозгу тоже налипло достаточно снега, чтобы вся система закоротила и перестала нормально функционировать. Все, что она помнила — дурацкое, необъяснимое чувство счастья, заполняющее тело, словно гелий воздушный шарик. От него хотелось взлететь и устремиться куда-то под купол снежных облаков, забывая обо всем остальном. Уши забились сахарной ватой, а сердце, будто йо-йо в руках ребенка, подпрыгивало от пяток к горлу, не в силах успокоиться.

В ее первый раз все было иначе.

Тогда в полумраке детского лагеря, куда привезли еще зеленых первокурсников на традиционное «посвящение», она в порыве откровенности поделилась с малознакомым парнем о том, что быть девственницей не так уж и весело. Он поделился теми же мыслями в ответ. Слово за слово, дружеское одолжение и клятвенное обещание никому о случившемся не рассказывать. Односпальная скрипучая кровать, три неудачных попытки надеть презерватив, раздражающее пыхтение в ухо и тяжелое тело, навалившееся сверху. Боли почти не было, но и удовольствия тоже. На утро обо всем хотелось забыть, а с тем парнем они больше не общались.

С Даней было не так. Короткий миг стеснения, глубокий вдох и рывок в бездну с закрытыми глазами. Теплые, почти болезненные волны наслаждения, прорезающие путь от низа живота к груди. Безоговорочное доверие на грани инстинктов. А затем умиротворение и тишина.

Проснулась Есеня лишь когда по окнам настойчиво заскребся фиолетовый вечер, а подножье гор нарядилось в яркие софиты внешнего освещения. Снежный плен все же отступил под натиском снегоуборочной техники и позволил электрикам залатать дыры в системе питания. Последствий внезапно нахлынувшего армагеддона почти не ощущалось. Но разбудил Есеню отнюдь не вспыхнувший до больной рези свет за окном, просочившийся в комнату бледно-апельсиновыми пятнами, а настойчивый стук в дверь, за которым потянулся нервный сопрано кого-то отдаленно ей знакомого.

— Даниил Александрович, это Елена Владимировна, мама Есени. Вы ее не видели случайно?

Рука Миронова крепко и весьма своевременно передавила ей рот, поймав ладонью громкий вздох, едва не слетевший с губ от неожиданности.

— В ванную, — коротко скомандовал он немыми губами.

Определенно точно Даня не называл матери номер своей комнаты. Так каким магическим образом она сумела их отыскать?

Задаваться подобными вопросами приходилось на ходу, подхватывая с пола одежду и мигом скрываясь за дверью. Тонкая полоса света, сочащаяся сквозь узкую щель, больно обожгла роговицу глаза, едва Есеня попыталась хоть что-то разглядеть. Выпила она не так уж и много, чтобы похмелье навострило все самые гадки чувства от тошноты до светочувствительности, но вертикальное положение и резкий подъем едва ли хорошо сказывались на ее состоянии.

Страх банально громко вдохнуть, чтобы не выдать себя перед нагрянувшей матерью, стреножил Есеню посреди комнаты, не позволяя ни сдвинуться, ни успокоиться. Пульс похоронным маршем громыхал в ушах.

Надежда была лишь на Миронова и его потрясающую способность заплетать любой бред в убедительную историю.

— Не знаю, где она. В последний раз мы виделись вчера.

Голос спокойнее моря в абсолютный штиль, будто в его ванной в самом компрометирующем виде не пряталась виновница всего этого бедлама. Неведомым образом он успел нацепить на себя свежую одежду и наскоро забросать кровать, чтобы та и намека не оставляла, что ночь Даня провел не в одиночестве. Сквозь щель между наличником и дверью неаккуратно наброшенный поверх подушки уголок одеяла был единственным, что Есеня могла разглядеть.

— Мы вот недавно приехали, а в домике пусто. Подумали, вдруг вы знаете…

Если бы только Даня умел держать язык за зубами, всего этого разговора вполне возможно и не случилось бы. Мать в блаженном неведении слонялась бы по закоулкам злополучной базы в поисках непутевой дочери, а Вишневецкая не рисковала бы разжиться внезапным инфарктом в свои совсем юные девятнадцать. Будь проклята долбанная мироновская услужливость.

Заплутав в собственных мыслях, она почти забыла про одежду, которую с таким отчаянием и страхом прижимала сейчас к груди, словно пытаясь найти хоть какой-то якорь, чтобы не грохнуться от переизбытка чувств на пол. И лучше бы эта одежда была на ней, если вдруг чутье Елены Владимировны, принюхавшись, не поселит в ее голове идею сунуться в номер и лично все осмотреть.

Попытки издавать как можно меньше шума щедро отваливали массу сопутствующих проблем. Стоять в темноте на одной ноге, деревянными пальцами бесшумно натягивая шерстяной чулок на вторую, казалось не самой легкой задачей. Еще тяжелее было заставить молнию на юбке не издавать предательского хруста на попытки ее застегнуть. Кто бы знал, что тренировки в зале до изнеможения свою пользу проявят в столь постыдном положении. Невесть откуда взявшееся чувство баланса и сила в икроножных мышцах держали тело вертикально, не позволяя заваливаться и терять над телом контроль. Вот только когда дело дошло до ботинок, Есеня с ужасом обнаружила вдруг, что под рукой их нет. А если их нет…

— Твою мать, — вырвалось на выдохе.

Колени настойчиво начал подгибать страх.

А ведь они были так близко, почти у матери под носом. Одного торопливого взгляда оказалось бы достаточно, чтобы выявить подлог.

Если бы она оказалась чуть внимательнее необходимого, одним напряженным разговоров в дверях дело наверняка не ограничилось бы. Это тебе не перед Синицыной оправдываться за то, чего не было, это мама, перед которой все аргументы заведомо были обречены на провал.

— Может она пошла на гору, чтобы вам позвонить? Время позднее.

— Да, наверное, — растеряно согласилась мама, судя по звукам, переминаясь с ноги на ногу, — поищу ее там. Спасибо, что присмотрели за ней!

Спасибо, что трахнули мою дочь, Даниил Александрович. Дважды.

От собственных мыслей лицо заполыхало. Не к месту пробудившийся сарказм лишь сильнее отравлял и без того обезвоженное тело.

— Без проблем.

Когда за спиной Елены Владимировны хлопнула входная дверь, лавина облегчения сошла от макушки к пяткам покалывающей прохладой. Сердце, до того рвавшееся из грудины прочь, мелкий пунктир затянула в длинные прямые. Так