Телепат - Тамара Крюкова

Зимой торговля шла вяло. Водители неохотно открывали окна, не желая впускать холод в салон. Замерзший и уставший, вечером Олег возвращался домой, на сон грядущий кое-как делал домашнее задание, чтобы потом рухнуть в постель и проспать до утра. Времени на психологические опыты не оставалось. Он почти смирился с тем, что дар провидца пропал так же неожиданно, как и возник, когда вдруг часовой механизм, заложенный у него в мозгу, сработал.

На этот раз видение подкралось не в виде ночного кошмара. Оно настигло Олега прямо на уроке и застало врасплох.

Класс окутывала умиротворяющая дрема. Все, кому было суждено в этот день отдуваться у доски, выдавливая из себя скудные сведения, почерпнутые из учебника истории, уже отбыли повинность и расслабились. Остальной народ, довольный, что на этот раз пронесло, вздохнул с облегчением, и все дружно делали вид, что внимают рассказу исторички.

Тихий голос учительницы неизменно навевал сон. Однажды Сашка Комаров так нешуточно заснул на уроке, что даже всхрапнул, впрочем, историчку это нисколько не шокировало. Она следовала основному принципу: главное, чтобы сидели тихо.

Для Олега, который в последнее время хронически не досыпал, уроки истории стали настоящим испытанием. Борясь со сном, он рисовал на листке бумаги уродцев, когда внезапно его охватила тревога. Отогнав дрему, она поднималась откуда-то из глубин, морозцем пробегая по коже. Олег попытался найти тому логическое объяснение.

Первой мыслью было, что мать обнаружит пропажу прежде, чем он соберет нужную сумму, но он отмел ее. Он был уверен, что если Дамоклову мечу долга и суждено обрушиться на его голову, то это произойдет не сейчас. Опасность исходила откуда-то из другого источника. Охватившее Олега беспокойство граничило с животным страхом, как будто над ним нависла смертельная угроза.

Неожиданно в глазах потемнело, как будто в классе задернули плотные шторы. Теперь голос учительницы доносился словно издалека, как эхо, пустая оболочка настоящего звука. Олег, судорожно сжал ручку в пальцах, точно она была единственным мостиком, соединявшим его с реальностью. Рука сама собой продолжала что-то чертить на листке. Парня охватила паника. Перед мысленным взором вдруг отчетливо возник салон самолета.

Уши заложило нервным, прерывистым гулом, сквозь который прорвался истеричный крик:

– Сделайте же что-нибудь!..

– …Спокойно. Оставайтесь на местах. Пристегните ремни…

– … Какой хрен спокойно?! Мы падаем!..

– … Мама-а-а!..

– … Вернитесь на место…

– … Выпустите меня. Я хочу выйти!..

– … Все! Копец…

– … Да уймись же…

– … А-а-а!..

Желудок сжал спазм. Казалось, все внутренности поднялись к горлу, как во время катания на американских горках.

Истерия, захлестнувшая людей, будто передалась машине. Самолет трясло, словно его колотил озноб. Мотор захлебывался. Он то взвывал на больших оборотах, то затихал. Но моменты зловещего затишья вызывали новый взрыв паники у пассажиров, словно энергия, которой не хватало мотору, вдруг выплескивалась через людей.

Неплотно прикрытая крышка полки для хранения вещей распахнулась, и зев багажника изрыгнул чью-то свернутую шубу.

Крик. Визг. Вопли.

В мозг Олега будто вживили электроды. Его пронзало электрическими разрядами панического ужаса перед неотвратимым. Олегу не хватало воздуха. Он попытался вздохнуть и…

Очнулся. Класс. Монотонная речь исторички. Со стены с тоской смотрит портрет Суворова.

– Ты чего, заснул? – прошептал Генка, сидящий за соседней партой.

Олег безотчетно кивнул. В висках пульсировала боль. Она набирала мощь, пока не заполнила каждую клеточку мозга. Казалось, еще мгновение и череп разнесет на части. Любое движение давалось с трудом. Усилием воли Олег заставил себя поднять руку.

– Можно выйти? – проговорил он и, не дожидаясь разрешения, вышел из класса.

Он не помнил, как добрался до туалета. Открыв кран, Олег склонился над раковиной и стал плескать в лицо холодной водой. Поскольку горячего водоснабжения здесь не было, струя оказалась такой ледяной, что заломило руки, но боль в висках чуть-чуть притупилась. Не долго думая, Олег подставил под кран голову. Вода потекла за уши и за воротник, но он не обращал на это внимания. Главное было утихомирить эту безумную, разрывающую боль. Он стоял так, пока ему немного не стало легче.

Распрямившись, он почувствовал, как холодные струйки скатывались по спине. Мокрые волосы слипшимися прядями свисали на лоб. Олег попытался, насколько возможно, вытереть их носовым платком. Высушить волосы не удалось, но по крайней мере, с них не текло. Олег, не спеша, отжал платок.

Он не торопился возвращаться на урок. Больше всего ему сейчас хотелось спрятаться в укромном углу, закрыть глаза и лежать в полной темноте и тишине, чтобы никого не видеть и не слышать. К счастью, история стояла последним уроком. После этого можно было идти домой, но прежде нужно забрать вещи. Звонок не заставил себя ждать. Олег направился в класс. Глядя на его всклокоченные, мокрые волосы, ребята с удивлением провожали его взглядами.

В дверях он столкнулся с Генкой. Уверенный в том, что Олег просто задремал на уроке, тот воскликнул:

– Ну, ты экстримал! Довела тебя историчка. Сунуть голову под холодную воду – это круто!

– Как же ты пойдешь? На улице мороз, – искренне обеспокоилась толстушка Майорова.

Олег попытался изобразить улыбку.

– Все нормально, – солгал он.

– Безбашенный, – покачала головой Ирка.

Подойдя к столу, Олег сгреб в рюкзак лежащие на столе тетрадки и книгу. Его взгляд упал на листок с уродцами. Среди смешных рожиц нетвердой рукой было нацарапано одно слово: Багульма. Он сам не помнил, как его рука вывела это мало знакомое название.

«Интересно, где это?» – подумал Олег.

Впрочем, он знал, что в сегодняшних новостях этот город покажут на карте.

«Сегодня в районе города Багульма упал самолет Ту-154, на борту которого находилось восемьдесят четыре пассажира…»

Олег слушал комментарии диктора, а в ушах звенели голоса людей, которые летели в самолете и знали, что он вот-вот рухнет на землю.

Между тем диктор перешел к очередным новостям. На экране сменяли друг друга старики из какого-то вымирающего села, открытие школы, очередная нашумевшая постановка известного режиссера. Олег смотрел, и его переполняла злость. Как скоро все забыли про тех, кто был на борту упавшего самолета. Их было восемьдесят четыре человека, не считая экипажа. Неужели никому ни до кого нет дела?

Телевидение настолько приучило людей к зрелищу катастроф, что чужая боль перестала трогать за душу. Реальные бедствия воспринимались так же легко, как фальшивая агония актеров, непотопляемых, несгибаемых и бессмертных, как Кощей. Теперь Олег на собственной шкуре прочувствовал это отличие. Он умирал вместе с теми людьми. Он пережил их страх и бессилие. Он слышал чох глохнущего мотора и вместе со всеми камнем падал вниз, зная, что это конец. Неотвратимость. Ничего сделать нельзя.