Путеводная звезда - Коллектив авторов

он молитву. ― Да куда я забрел-то? Да как я сюда попал-то? Да кто ж это бы-ыл?!

Его тело еще содрогалось от страха, когда он карабкался по крутому берегу, а ноги скользили, срываясь с мокрых кочек. Он хватался за траву, попавшие ветки кустов и полз, полз вверх, ощущая холодный шлепок сзади. Наконец он понял, что стоит на твердой почве на краю поля. Оглядевшись и не найдя ничего опасного, он немного успокоился, потому что заметил, что уже светает. И в этом сером утре он теперь различал очертания деревьев, травы, колосьев пшеницы.

Иван Иванович посмотрел вдаль и увидел деревню, с серыми домиками. Небо над их крышами из серого уже становилось слегка бирюзовым. И длинные перламутровые облака плыли по нему. Тонкий слой розового наметился на самом горизонте, и с каждым шагом к деревне небо становилось все светлее, светлее… И вот уж и солнце вышло, и настало утро!

Иван Иванович не дошел, а добежал, насколько ему позволял его возраст, до околицы деревни и совсем уж обрадовался, увидев женщину, идущую ему навстречу с коромыслом и ведрами на нем.

– Хозяюшка, хозяюшка! – проговорил срывающимся голосом, переходящим то на шепот, то на петушиный крик Иван Иванович.

– Тебе чего? ― спросила хозяйка, женщина лет сорока, остановившись при виде странного человека.

– Ой, бабонька, ― обрадовался Иван Иванович, услышав милый женский голос. Да гдей-то я? Чего-то не пойму. Где Москва-то?

– Да вон там город, верст двадцать будет, ― махнула женщина рукой в сторону леса.

– Двадцать! – свистнул Иван Иванович.

– Да ты чего, мужик, заблудился, что ли? Али лихо какое с тобой случилось? Вон весь в мурашках! И в тине! Не иначе как в наши болота забрел! Заходи в дом, ― махнула она рукой в сторону крайнего домика. ― Печка уже затоплена. Сейчас воды принесу, чаю попьем, согреешься.

– А муженек-то твой не грозный? А то выставит меня! Незваный гость, как говорят, хуже татарина! Может, я здесь, на дровах посижу, а от чайка не откажусь. Спасибо скажу, если горячим чайком попоишь.

Иван Иванович еще был не совсем в себе, разговаривая с женщиной, он дрожал не то от холода, не то от страха, и боязливо ― настороженно озирался по сторонам. Но, увидев плетень, подсолнухи, растущие рядом с ним, кур, гуляющих по лужайке, рыжую кошку, сидящую на бревнах и дымок из трубы, приободрился. А уж крик петуха его совсем привел в хорошее расположение духа. С криком петуха, как все знают, нечистая сила спать уходит.

– Вдова я, ― тихо сказала женщина. ― Сама себе хозяйка. Так что заходи, не стесняйся.

– Вот спасибо тебе, милая. Вот спасибо! Уж со вчерашнего дня чаю-то не пил, ― промолвил он, вдруг заметив, что хозяйка-то очень даже хороша. И румяная, и полненькая, как его бывшая женушка.

– А как ваше место называется? ― спросил Иван Иванович, распрямив спину и приосанившись, стараясь все-таки понять, куда его занесло.

– Деревня Омуты, ― ответила женщина, с интересом глядя на Ивана Ивановича.

– Омуты?! Так это ж… ― Иван Иванович хотел было обернуться назад и убедиться еще раз, что никто за ним не гонится. ― Здесь ведь недавно мой приятель Павел Иванович утоп. Может, слышали?

– Слыхали, как же. Это зять соседки, что через дом от меня живет. Хороший был человек. Меня все сосватать хотел. Говорил, у него приятель вдовый есть. Так теперь не сосватает. Около года с того дня прошло…

– Точно, почти что год… – снова задумался Иван Иванович, не зная раскрыться ему этой женщине или промолчать, придумав другую историю. И тут он почувствовал, что по месту, на котором должны были быть штаны, вдруг прошелся утренний ветерок, и как-то прохладно так прошелся! Он посмотрел на свои руки и понял, что стоит без штанов! Они висят у него на руке, как у официанта из трактира полотенце.

– А спереди?!

Слава богу, спереди был его родной рабочий фартук.

Ольга Федра

Море пахнет хризантемами

Рано утром вода в море ледяная. Я чувствую, как волны толкаются в ноги, тяну подол серого рабочего платья повыше, чтобы не намокло. Цветы качаются вокруг меня, подчиняясь движению воды, уплывают в разные стороны. Намокшие хризантемы терпко пахнут. Ветра почти нет, утренний воздух свеж, и на безупречном кремовом песке только мои следы. Я смотрю на серо-голубую бесконечность перед собой. Тело само начинает двигаться вслед за волнами ― я качаюсь вместе с белыми пушистыми цветами. Губы привычно шепчут древние слова: «Обойа! К тебе обращаюсь, Йеманжа. Здесь только ты и я. Ты знаешь, что мне нужно…»

На работу я опоздала и сразу столкнулась с Паулой. Она старшая медсестра в нашем пансионе для пожилых, и мы все ей подчиняемся. У нее строгий взгляд, и она хмурится, когда произносит мое имя: «Мария де лос Анхелес!» Я стесняюсь своего старомодного имени и прошу называть меня Анхела. Если Паула забыла мою просьбу, значит она действительно сердита. Брови Паулы съезжаются к переносице, и кажется, что это одна прямая линия. Вторая прямая линия ― ее рот с поджатыми губами. Паула держит у груди папки с личными делами постояльцев пансиона. У нее сильные жилистые руки с широкими запястьями. Когда я на них смотрю, то невольно втягиваю шею, словно меня вот-вот возьмут за шкирку и будут надежно удерживать. Меня нужно удерживать и направлять, так мне спокойней, я слишком слабая, чтобы действовать самостоятельно. На работе это делает Паула, дома ― бабуля.

Если бы не моя бабуля, я бы давно сгинула. Она забрала меня к себе, когда погибли родители. А после школы пристроила сюда за стариками ухаживать. Наш пансион похож на семейный отель: трехэтажная коробка из поседевшего от морской соли кирпича, почти до крыши увитая плющом и фиолетовой бугенвиллией, крошечный холл с дверями лифта, гостиная с низкими уютными диванчиками, заваленными подушками всех мастей, запах лаванды от засохших сиреневых букетов в простых стеклянных вазах. Кабинеты старшей медсестры и директора, процедурные, дальше по коридору ― прачечная, склад медикаментов. Верхние этажи заняты комнатами постояльцев. Немного в стороне от основного здания разместились две одноэтажные постройки ― столовая с кухней и «корпус милосердия». Небольшой сад, среди коротко стриженной травы полоски асфальта для колясок. Гукание горлиц, пересвист черных дроздов, вниз по дороге ― море.

Сначала я была сиделкой, потом Паула заставила на медсестру учиться. Сама бы я не решилась. Я очень стараюсь, скоро сдам на сертификат и буду делать внутривенные уколы, капельницы ставить. Иногда Паула так смотрит на меня, словно сожалеет о чем-то, и говорит, что мне