Российский царский и императорский дом - Владимир Бутромеев

В высшем обществе столицы и в войсках чувствовалось волнение. Все были проникнуты одной мыслью: «Довольно царствовать и править государством иностранцам, хотим русскую царицу, дочь Петра Великого!» Несмотря на это, Елизавета все еще колебалась, опасаясь ответственности, хотя сознавала, что более удобного момента трудно ожидать: сановники-немцы все перессорились, и это давало легкую возможность победить их сопротивление и свергнуть Иоанна Антоновича и его мать. Рассказывают, что незадолго до переворота к Елизавете явился Миних; припав к ее ногам, он сказал: «Повели только, государыня, и я исполню все». На это Елизавета гордо ответила фельдмаршалу: «Ты – не тот, кто дает корону, кому захочет. Я ее получу, если пожелаю, от своего народа».

Императрица Елизавета Петровна. Художник В. Ериксен

Вскоре после этого разговора с Минихом Елизавета, гуляя в Летнем саду, встретила солдата, который при виде ее заплакал. «Что ты плачешь?» – спросила его цесаревна. «Нам сказали, что ты, матушка, собираешься уступить престол своему племяннику».

Слова солдата сильно подействовали на Елизавету. Она увидела, что дольше ждать нельзя, а надо теперь же действовать. Вернувшись с прогулки, она написала Шетарди: «Я стремлюсь к славе и надеюсь на успех», – и поручила своим друзьям узнать о настроении в казармах. Они явились к цесаревне с хорошими вестями: гвардейцы рады действовать. В доме Елизаветы собрались все ее приближенные и родственники, как бы благословляя ее на путь к престолу. Приехал и Лесток. Войдя в дом и не видя цесаревны среди родственников и друзей, он прошел в ее комнату и здесь увидал Елизавету за коленопреклоненной молитвой. Прося успеха в предстоящем деле, цесаревна дала перед образом обет никогда не допускать смертной казни, если получит верховную власть. Выйдя затем к собравшимся друзьям, она сильно взволновалась и все еще была в нерешительности. Все успокаивали ее и высказывали надежду на успех. Лесток, надев царевне шейный орден Святой Екатерины, вложил ей в руки серебряный крест и вывел на крыльцо, около которого стояли приготовленные заранее сани. Елизавета села в них вместе с Лестоком, а Воронцов и Шувалов стали на запятки.

Они помчались к казармам Преображенского полка и остановились у съезжей избы. Караульный, заранее предупрежденный о приезде цесаревны, вызвал гвардейцев, посвященных в дело; их было всего человек тридцать. Но в несколько минут собралось уже много сторонников переворота. Елизавета вышла из саней. «Узнаете ли вы меня? – спросила она. – Знаете ли вы, чья дочь я?» – «Знаем, матушка!» – закричали преображенцы. «Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы пойти меня защищать?» – продолжала Елизавета. «Готовы, матушка, всех их перебьем!» – «Не говорите об убийстве, слышать не могу этого. Я не хочу ничьей смерти».

Солдаты были удивлены и смущены, но все-таки заявили, что согласны на все и будут повиноваться ей.

Елизавета подняла крест и сказала: «Клянусь в том, что готова за вас умереть. Целуйте и мне крест, но не проливайте напрасно крови».

Все присягнули цесаревне, а затем отправились к дворцу. На Адмиралтейской площади Елизавета вышла из саней и пошла пешком. Но скоро гренадеры заметили: «Мы что-то тихо идем, матушка! Твои маленькие ножки плохо справляются со снегом. Давай мы тебя понесем!» Елизавета согласилась; два солдата взяли ее на руки и быстро понесли к дворцу. Придя туда, арестовали Анну Леопольдовну и ее супруга, принца Антона. Елизавета запретила будить младенца-императора Иоанна VI, а когда он сам проснулся от шума, она взяла его на руки и сказала: «Бедный, невинный младенец! Твои родители одни виноваты во всем». Затем она взяла его к себе в сани и увезла.

Императрица Елизавета Петровна. Художник Г.-Х. Гроот

Когда Елизавета возвращалась в свой дворец, весь Невский проспект уже был усеян народом, который оглашал воздух несмолкаемыми кликами «ура». Елизавета ликовала, и вместе с ней ликовал весь двор и народ. После долгих тяжелых лет господства немцев все облегченно вздохнули. В течение XVIII века в России никогда, вероятно, не проявлялось больше радости, нежели при воцарении Елизаветы.

Коронация императрицы сопровождалась небывалыми торжествами; один бал сменялся другим, еще более блестящим. Сама царица страстно любила французские спектакли, и для них в Москве был построен особый театр на 5 000 зрителей. Как бы вознаграждая себя за прежние печальные годы, Елизавета Петровна ничего не жалела для устройства развлечений и роскошных пиршеств.

Но самая утонченная роскошь сосредоточилась в Царском Селе. Во дворце императрицы была устроена особая подъемная машина, которая поднимала гостей, сидевших на мягких диванах, во второй этаж; обеды подавались на «волшебных» столах: без всякой прислуги на них появлялись разные кушанья, вина и фрукты. Роскошь русского двора не уступала роскоши французского, самого блестящего в Европе в то время.

И в продолжение всего своего царствования Елизавета Петровна поддерживала блеск придворной жизни. Гардероб императрицы был очень обширен; он состоял из нескольких тысяч самых разнообразных платьев. Все привозимые в столицу иностранные материи тотчас же приобретались для Елизаветы, которая не позволяла придворным дамам надеть раньше ее какое-нибудь новое модное платье или даже сделать новую прическу. В этом отношении государыня была очень строга и сурово наказывала тех, кто не подчинялся ее требованиям. Так, однажды фрейлина Лопухина, славившаяся своей красотой, явилась на придворный бал с такой же розой в прическе, какая была у императрицы. Заметив это, Елизавета Петровна разгневалась, подозвала к себе Лопухину, приказала ей стать на колени и собственноручно срезала запрещенную розу вместе с прядью волос. Когда же вскоре после этого императрице сообщили, что униженная Лопухина упала в глубокий обморок, Елизавета отнеслась к этому совершенно равнодушно и продолжала танцевать.

В своих привычках и образе жизни Елизавета Петровна переходила от одной крайности к другой. Будучи очень религиозной и глубоко почитая святыни православной церкви, она часто проводила в храме много часов, стоя на коленях до изнеможения, до обморока. В 1757 году она так долго оставалась в церкви, что придворные стали опасаться, не скончалась ли государыня. Все посты соблюдались Елизаветой очень строго: во время их она питалась только хлебом, квасом и вареньем. Нередко прямо с бала, затянувшегося до утра, императрица ехала в церковь и молилась там несколько часов подряд. Поездки на богомолье чередовались с шумными балами, продолжавшимися иногда двое суток непрерывно.

Охота, балы, приемы и пиры составляли самое любимое времяпрепровождение государыни. Часто во дворце назначались и детские вечера, на которые привозили малолетних сыновей и дочерей придворных, Елизавета устраивала для них танцы, игры и другие развлечения, любовалась весельем детей, а затем приглашала их родителей к себе на ужин, оставаясь с ними до позднего часа. Будучи очень гостеприимной и в совершенстве зная все секреты русской кухни, императрица иногда сама готовила любимые блюда и угощала ими наиболее близких ко двору лиц.