Камрань, или Невыдуманные приключения подводников во Вьетнаме - Юрий Николаевич Крутских

был подстрелен ни в чём не повинный доктор. Об этом происшествии Аслан рассказал подробнее.

Молодой придурок-мичман (прошу прощения у старых мичманов, но они и сами знают, что молодые мичмана — все придурки) в составе дежурно-вахтенной службы заступил с вечера помощником дежурного по кораблю. По заведённому распорядку он пил всю ночь. Пил со своими товарищами мичманами, пил с матросами, отмечая то ли годовщину независимости Республики Уругвай, то ли День освобождения Африки.

Наутро, будучи уже в несколько утомлённом состоянии, он случайно узнал, что сегодня опять-таки праздник — вся страна с энтузиазмом приступает к празднованию Дня механизатора. А так как во времена дремучей молодости, года три тому назад, ему удалось на твёрдые тройки окончить сельское ПТУ по специальности «механизатор широкого профиля» и даже два раза посидеть за штурвалом зерно-уборочного комбайна, то отметить свой профессиональный праздник он решил максимально широко и к торжествам приступить немедленно.

Но где взять водку? Пять бутылок пахучей хунтотовки, вырученные накануне за бронзовый редуктор, ночью куда-то бесследно исчезли. В том, что они были, сомнений не возникало, об этом неумолимо свидетельствовали шеренга пустых бутылок и соответствующие похмельные признаки. Но где взять водки ещё? У кого на корабле всегда есть? Правильно! У доктора!

Тут на грядущую беду дежурный по кораблю — а им был наш Аслан — передал своему не совсем адекватному помощнику дежурство, а вместе с ним причитающиеся в этом случае регалии — пистолет и повязку, а сам пошёл спать. Наступила очередь и нашего механизатора нести дежурно-вахтенную службу. К этому времени молодым мичманам уже не рисковали доверять оружие с патронами, поэтому из пистолета благоразумно была извлечена обойма, и, болтаясь в кобуре на поясе, он теперь являлся больше атрибутом формы одежды наравне с повязкой, нежели оружием.

Что же сделал наш новоявленный дежурный, надев повязку и получив в распоряжение пистолет? Вы думаете, что, преисполненный должностного рвения, он поспешил предаться служебной деятельности? Полез, к примеру, с проверкой по низам и трюмам? А может быть, наоборот — злостно нарушая соответствующие статьи корабельного устава, завалился в каюте спать? Поступи он так или этак, всем было бы хорошо или, по крайней мере, никому бы не стало плохо. Но молодой мичман, который, как известно, был придурок, помчался в каюту доктора с целью усугубить и без того не совсем хорошую ситуацию. Замечу сразу, что это ему вполне удалось.

После сытного завтрака доктор сидел расслабленный в своей просторной, совмещённой с корабельным лазаретом, каюте. Через открытый диск иллюминатора в лицо ему светило утреннее приветливое солнце. Надвинув на глаза пилотку, доктор покачивался в кресле и лениво соображал, чем же убить ещё один бесконечный день опостылевшей службы в ряду подобных прочих. Этим глубокомысленным размышлениям пришёл неожиданный конец, когда с пистолетом в руке в каюту ворвался наш механизатор. Направив на доктора ствол, со словами «Док, я тебя застрелю» он нажал на курок!

Полной неожиданностью для всех стал прогремевший выстрел! В стволе, получается, оставался патрон! Но придурок-механизатор был, как видно, неплохой стрелок: пуля вошла доктору в голову в районе виска, вышла с другой стороны, не повредив даже казённой пилотки, надвинутой на лоб, отскочила от железной переборки и упала смятая и ещё тёплая изумлённому стрелку прямо под ноги. Тот выпучил глаза и растерянно произнёс:

— Ой!

Потом, обращаясь к доктору, суетливо залопотал:

— Ты, док, это… Прости, я того… пошутил… Может, давай сходим в больницу?

И они сходили! Невероятно — но факт! Пуля не разнесла докторскую голову на части, что, по идее, и должна была сделать, и даже, как видно, не сильно перебултыхала там мозги. Будучи в полном сознании(!), доктор заткнул обе дырки на голове пальцами и в сопровождении товарищей своим ходом доковылял до медпункта, который находился километра за два. Там ему оказали экстренную помощь — помазали дырки зелёнкой и тем же способом (то есть опять-таки своим ходом) отправили на ПМТО в госпиталь. Слава богу, подвернулась попутка, а то бы ещё оказался установлен и новый мировой рекорд для книги Гиннеса — десять километров пешком под палящим солнцам со сквозной раной в голове. Жить доктор остался, только потом ослеп, бедолага, совсем. А мичмана-механизатора судили, два года, кажется, дали придурку.

— Вот так и живём, — заканчивал свой рассказ Аслан, — и меня чуть не посадили. За халатное обращение с оружием. За то, что, передавая этому идиоту пистолет, я не убедился, что он полностью разряжен. Я ночью хунтотов пугал, стрелял, патрон в стволе остался. А доктора жалко: дружили мы… — шмыгнув носом и незаметно смахнув пробежавшую по смуглой щеке слезу, Аслан умолк.

Так мы сидели и разговаривали, подставляя свои чумазые физиономии под ласковые лучи утреннего солнца. В свою очередь я рассказал Аслану о своих ночных кошмарах. О взрыве, который сотряс весь корабль до основания, от которого у меня чуть не отвалилась голова, но которого никто не слышал. На это Аслан тут же дал мне исчерпывающее объяснение и рассеял все сомнения. Взрыв действительно был, и мне ничего не приснилось, но всё оказалось банально просто.

Каждую ночь дежурный по ПДСС[18] на катере береговой охраны с весёлой компанией объезжает внутренний рейд базы. При этом они всячески забавляются: палят во все стороны трассерами из автоматов, швыряют за борт специальные противодиверсионные гранаты, ловят джонки зазевавшихся хунтотов, проникших на свою беду в запретную зону. Пойманных нарушителей либо сдают местным властям, либо берут выкуп и отпускают.

Сегодня эти пираты тоже катались, но немного: проехали всего один раз. Ночь была ясная. Луна, словно прожектор, освещала всю акваторию залива. Хунтотов нет, добычи, соответственно, — тоже. Так зачем зря службу изображать, топливо жечь? Но существуют определённого склада люди, живущие по принципу «сделал гадость — сердцу радость». Именно такие паразиты и собрались сегодня вместе. Проходя на катере мимо нашей субмарины, они швырнули пару специальных гранат прямо возле борта. И так как вода есть среда абсолютно несжимаемая, а гранаты взорвались на установленной глубине как раз напротив моей каюты, то вполне объяснимыми оказались такие последствия.

27

О том, что плохо ехать не всегда лучше, чем хорошо идти

Утро, девять часов. Солнце уже почти в зените. Я бреду, обливаясь потом, по раскалённому асфальту. Чёрная лента дороги петляет между красноватых невысоких холмов, поросших колючим кустарником. За мной понуро тащится сгорбленная жалкая фигура — Кульков. Он идёт, путаясь в непослушных ногах, то отставая, то — после очередного окрика — вновь догоняя меня.