Батый. Хан, который не был ханом - Роман Почекаев

Эти сообщения опровергают тезис Л. Н. Гумилева о том, что Бату не оставлял своих людей в завоеванных городах [см.: Гумилев 1994а, с. 342]. Вместе с тем не вполне обоснованным представляется мнение К. А. Соловьева, что Бату был готов сделать местными правителями представителей некняжеского рода — боярских семейств [см.: Соловьев 1999]. В источниках не встречается ни одного примера передачи монголами верховной власти в завоеванных областях лицам некняжеского происхождения: управление передавалось местным чиновникам и купцам, которые иногда создавали целые «династии» (как, например, семейство Махмуда Ялавача в Хорезме, род Джувейни или Рашид ад-Дин и его потомки в Иране), но это были лишь наместники монгольских ханов. Тем более это оказалось неактуально для русских княжеств, легитимные правители которых вступили в переговоры с Бату после завершения западного похода.

Первыми установили отношения с правителем Улуса Джучи князья Северо-Восточной Руси — Владимиро-Суздальского и Ростовского княжеств. Уже вскоре после возвращения Бату из Центральной Европы в его ставку прибыл Ярослав Всеволодович, новый великий князь Владимирский. Он был не только самым старшим из оставшихся ц живых потомков Всеволода Большое Гнездо, но и первым князем, прибывшим к новому властителю Кипчакской степи. Поэтому неудивительно, что Бату осыпал его всяческими милостями и заявил, согласно русским летописцам: «Ярославе! буди ты старъй всъм княземъ в Русском языцъ», после чего «с великою честью» отпустил домой [ПСРЛ 1926-1928, 169]. Под «честью», как отметил Ю. М. Лотман, понимались дары, символизировавшие признание одаряемым свего вассалитета от дарителя [Лотман 1997, с. 98].

Так был установлен сюзеренитет над первым русским княжеством, что принесло выгоду обеим сторонам. Бату, как новый обладатель булгарских территорий, получил признание со стороны западного соседа, что было немаловажно: прежде Волжская Булгария была объектом постоянных набегов князей Владимиро-Суздальской Руси, теперь же, признав власть монгольских правителей, они вынуждены были прекратить набеги на земли, хозяин которых сменился. Ярослав, со своей стороны, получил возможность распространить свое влияние на большинство русских княжеств, в том числе и на южные. Он «уладив дела со смольнянами... посадил у них князем Всеволода», имел определенные виды на Полоцк, женив своего сына Александра на дочери полоцкого князя, а после поездки к Бату посадил в Киеве своего наместника Дмитра Ейковича [Воинские повести 1985, с. 79; Горский 1996, с. 29].

А. Н. Сахаров высказал предположение, что сближение Ярослава Всеволодовича с Бату началось еще до нашествия Русь и, даже более того, вызвало это самое нашествие: якобы Бату начал войну с Юрием Всеволодовичем, чтобы посадить на великокняжеский стол его брата Ярослава — своего союзника, а впоследствии оказал последнему и его сыну Александру Невскому поддержку в борьбе с Орденом [Сахаров 1999, с. 77, 90]. Но гипотеза А. Н. Сахарова, вызвавшая вполне обоснованную критику А. А. Горского [см. напр: Горский 2001 а, с. 70; 2004, с. 207], строится исключительно на логических допущениях и не подкрепляется свидетельствами источников.

Примеру Ярослава последовали и другие северо-восточные князья, в первую очередь ростовские, у которых было немало причин нормализовать отношения с Бату. Как уже отмечалось, углицкий князь Владимир Константинович наконец-то вернул себе власть в родном городе, который прежде управлялся наместником Бату (едва ли не единственный случай прямого монгольского управления в Северо-Восточной Руси!). Одновременно с ним также получили признание Бату в качестве правителей своих уделов Борис Василькович Ростовский и Василий Всеволодович Ярославский (ПСРЛ 1926-1928, с. 469]. Любопытно, что Бату в этот период времени как будто игнорировал Рязанское княжество, чаще других страдавшее от ордынских набегов: с 1237 по 1252 г. Рязанью правил Ингварь Ингваревич, не воевавший с монголами и впоследствии не поддерживавший с ними отношений. После его смерти в 1252 г. на рязанский стол вступил его брат Олег Красный, отпущенный из монгольского плена, и только с этого времени начали устанавливаться рязанско-ордынские контакты.

Великий князь Ярослав приобрел расположение Бату, но в новых политических условиях этого было недостаточно: преемник Джучи все еще считался лишь наместником великого хана в западных землях, и потому все правители, признавшие его сюзеренитет, обязаны были получить подтверждение своего статуса от великого хана. Тот факт, что в течение пяти лет хан все еще не был избран, не очень смущал Бату: он отправлял своих вассалов в Каракорум к Туракине-хатун и «Кановичам» (вероятно, так русские летописцы именовали семейство Угедэя), демонстрируя свою лояльность к центральной власти, в чьих бы руках она ни находилась.

Поэтому сразу же после поездки к Бату Ярослав отправил в Каракорум Константина, одного из своих младших сыновей. Два года спустя, дождавшись его возвращения, великий князь сам отбыл в Монголию, где должен был принять участие в великом курултае. Во время этой поездки он умер, причем сведения о причинах его смерти противоречивы. Францисканец Иоанн де Плано Карпини сообщает, что Ярославу на церемониях отводили более почетное место, чем другим иноземным правителям, но завершает рассказ о нем следующими словами: «В то же время умер Ярослав, бывший великим князем в некоей части Руссии, которая называется Суздаль. Он только что был приглашен к матери императора, которая как бы в знак почета дала ему есть и пить из собственной руки; и он вернулся в свое помещение, тотчас же занедужил и умер спустя семь дней, и все тело его удивительным образом посинело. Поэтому все верили, что его там опоили, чтобы свободнее и окончательнее завладеть его землею» [Иоанн де Плано Карпини 1997, с. 79]. В русских летописях содержится различная информация о смерти Ярослава. Например, Софийская I и Степенная книга подтверждают версию об отравлении, а Лаврентьевская летопись просто сообщают о смерти великого князя, не намекая на ее насильственный характер. Соответственно, нет единодушия и среди исследователей. Одни признают достоверными сообщения источников об отравлении Ярослава Туракиной, видя в этом проявление ее враждебности по отношению к Бату, чьим ставленником и сторонником был великий князь [Насонов 2002, с. 239; Пашуто 1956, с. 205-206; Феннел 1989 с. 140; ср.: Вернадский 2000, с. 149]. Другие вполне допускают, что Ярослав, который был к этому ремени пожилым человеком (ему было около 55 лет), мог просто умереть в дороге, не вынеея тягот далекого пути и нервного напряжения [Романив 2002, с. 94; ср.: Каргалов 1967, с. 137-138; Феннел 1989, с. 140]. Но большинство историков сходится в том, что Бату никак не был причастен к смерти Ярослава и даже более того, — старался по возможности предупреждать его о возможных проблемах: Иоанн де Плано Карпини сообщает, что встретил посланца Сгнея, который ехал по поручению Бату к Ярославу [Иоанн Плано Карпини 1997, с. 79; см. также: Насонов 2002, г 239]. Поэтому смерть великого князя не изменила хороших отношений, сложившихся у Бату с семейством Ярослава, что обусловило дальнейшее возвышение Ярославичей.

После кончины Ярослава Всеволодовича великий стол по кону переходил к следующему по старшинству брату - Святославу Юрьевскому, который и прибыл во Владимир, распределив между младшими родичами уделы в соответствии с завещанием своего брата Ярослава. Святослав, делавший все согласно прежней традиции, совершил ошибку: он не поехал к Бату, чтобы подтвердить свой великокняжеский статус. Его молодые, но деятельные племянники — Андрей и Александр Ярославичи тут же отправились (причем независимо друг от друга) к Бату и старались убедить его в том, что каждый из них достоин великого стола больше, нежели их дядюшка [см.: ПСРЛ 1926-1928, с. 471]. Братья, таким образом, ломали существовавший на Руси порядок престолонаследия, делая единственно законным основанием волю сюзерена — монгольского правителя и уповая на его личное отношение к тому или иному претенденту. Правда, даже их действия не идут в сравнение с поступком еще одного Ярославича — московского князя Михаила Хоробрита, который, воспользовавшись отъездом к Бату двух старших братьев, провозгласил себя великим князем — ни по лест-вичному праву, ни по ханскому решению, а просто-напросто согнав Святослава Всеволодовича с трона! Несколько месяцев спустя он погиб в стычке с литовцами, и его поступок никакого влияния на систему наследования на Руси не оказал — он лишь отразил чувство вседозволенности, охватившее потомков Всеволода Большое Гнездо в новых политических условиях [см., напр.: Экземплярский 1998, с. 22-23; ср.: Егоров 1997, с. 48; Кучкин 1996, с. 27; Соловьев 1999].