Грехи ассасина - Роберт Ферриньо

Он повернул руль, машинально вписываясь в поворот, но сам продолжал прокручивать в памяти окончание поединка. В церкви повисла мертвая тишина. Никто не произнес последнего слова. Губы ассасина сомкнулись на рукоятке клинка, пригвоздившего его к колонне. Ракким молча смотрел на него, а глаза Дарвина делались все шире и шире. Бывшему фидаину почти не хватало его мягкого, ироничного голоса. Такого обволакивающего, сбивающего с толку… Ракким резко нажал на тормоз, машину занесло.

— В чем дело? — раздался крик Лео.

Автомобиль замер перед нагромождением растительности, вклинившимся в окружавшие дорогу поля. Заросли поднимались вверх футов на тридцать-сорок и почти полностью перекрывали узкое шоссе. Бывший фидаин включил дальний свет. Луч выхватил из темноты блестящие листья и толстые стебли, однако пробиться в глубину живой массы не смог.

— Что это такое? — спросил Лео. — Джунгли?

— Кудзу.

Юноша присвистнул.

— А я думал, это название какого-то быстрорастущего сорняка.

— Так и было. До великого потепления. — Ракким выключил фары, но глушить двигатель не стал. — С кудзу всегда были связаны определенные проблемы, но после изменения климата все наши естественные враги, кажется, стали еще сильнее. Еще живучей. — Он всмотрелся в темноту. — Огненные муравьи поселились в городах, в Саванне и Бирмингеме пчелы-убийцы не позволяют детям выйти летом на улицу. В дельте фермеры используют напалм, чтобы не дать кудзу заполонить лучшие низины, сотни людей умирают каждый год от ядовитого плюща. Словно мать-природа чувствует, насколько мы близки к поражению.

— Только без мелодрамы, — презрительно фыркнул Лео. — Рикки? — Он завертел головой. — Рикки!

Тихонько нырнув в заросли, Ракким двинулся наискосок от дороги. Ноги ступали по мягкой, словно губка, земле. Юноша продолжал звать его, но бывший фидаин не откликался и продолжал идти вперед. Толстяк начинал причинять неприятности, как он и предупреждал Сару. Ох уж эти штатские. Пусть она его любимая женщина, правая рука самого президента, тем не менее Сара тоже штатская.

Звезды на миг отразились в чьих-то крошечных глазках. Белка следила за ним с низкой ветки. Ракким абсолютно бесшумно скользил через растительную мешанину. Вдоль обочины тянулся достаточно глубокий овраг. Бывший фидаин пересек его по узкой, почти невидимой в густой траве доске и свернул к границе леса, по-прежнему неслышный, словно тень. Остановившись, Ракким закрыл глаза, выждал, пока включится ночное зрение, затем открыл.

Отсюда он мог видеть все в любом направлении на расстоянии мили. Ни огонька. Ни единого движения. Ни одного постороннего звука. Только шелест листьев и шорох мелких животных над головой. Никто не ждал их в засаде среди зарослей кудзу. В этом не было необходимости. Участок дороги перед зарослями, край полосы, покрытой растрескавшимся асфальтом, оказался попросту срыт на десять футов и заменен помостом, затянутым черным пластиком. Для надежности его присыпали землей. Водители, с какой бы стороны они ни подъезжали, увидев зеленое нагромождение, прижимались к обочине, помост ломался, и машина падала в канаву. На следующее утро хозяевам ловушки оставалось лишь проверить, не выжил ли кто-нибудь, забрать ниспосланную судьбой добычу, да выволочь при помощи лебедки разбитый автомобиль, чтобы не вызвать подозрений у следующей жертвы.

Не обращая внимания на назойливых москитов, Ракким долго всматривался в темноту оврага. Он сумел различить несколько блестящих предметов — осколков ветрового стекла или не подобранных местными жителями крышек от колесных дисков. В здешней части Техаса становилось трудно заработать на жизнь одним земледелием. Засухи продолжались бесконечно долго, а кудзу высасывали все грунтовые воды. Вероятно, за оставшихся в живых требовали выкуп или просто продавали. Потом шли в церковь на воскресную службу и возносили молитвы, оставляя все в руках Божьих.

Ракким похлопал себя по карману. Все нормально, сребреник никуда не делся. Вынув монету, он внимательно рассмотрел ее в ярком свете звезд. Серебряный кругляш почернел от времени. Кое-где его тронула патина, однако профиль императора, или кого там еще, угадывался вполне отчетливо. Еще один надменно улыбающийся перекормленный недоносок с толстой шеей, чью голову венчал лавровый венок, подтверждающий его божественность. Две тысячи лет прошло, и хоть бы что-нибудь изменилось. Бывший фидаин перевернул монету, под небольшим углом подставив ее лучам ночных светил. На оборотной стороне, словно собираясь нанести удар, расправил крылья могучий орел. Уж не пытался ли он добраться до жирного сукина сына?

— Куда ты ходил?

Ракким сел за руль, включил заднюю передачу и нажал педаль газа, не спуская глаз с зеркала заднего вида.

— Ну скажи, что происходит, — взмолился Лео, едва машина покатилась по неровному асфальту.

Вырулив на более широкое место, бывший фидаин сделал резкий разворот и погнал туда, откуда они недавно приехали.

— Двинем по другому маршруту, — сказал он. — Эта дорога оказалась слишком опасной.

— Я не боюсь.

— Молодец.

Встречные насекомые лопались с громкими хлопками, подобно попкорну. Испускаемый ветровым стеклом ультразвук разрывал их на части. Сверчки на мгновение умолкали и тут же возобновляли свое убаюкивающее пение, как только машина проносилась мимо.

— Я по-прежнему не понимаю, зачем мы едем в Новый Орлеан, — подал голос Лео. — Нам нужно поскорее добраться до Теннесси, а не возиться с женой Мозби.

— Мозби не мог уехать, не поговорив с ней. Он скорее бы умер. Мы обязательно должны разузнать, что он ей сказал.

— Мог бы просто объяснить, — буркнул толстяк. — Я тоже принимаю участие в операции. — Он вертел ручку приемника, но из динамика доносился лишь треск помех. — Ты правильно сделал, что взял меня с собой.

Ракким бросил ему монету.

— Как ты догадался?

Лео принялся крутить сребреник между большим и указательным пальцами.

— Тяжелее, чем я думал.

— Я не об этом спросил.

Юноша взвесил монету в ладони, провел пальцем по неровному краю.

— Человек, который тебя интересует, христианин, замороченный на конец света. Ты вдруг отказался от золотой монеты и попросил у Стивенсона древнеримскую, причем серебряную. — Он щелкнул ногтем по металлическому кругляшку. — Даже идиот понял бы. В конце концов, не неевклидова геометрия. Ну скажите, какой христианин откажется от одного из тридцати сребреников Иуды? — Толстяк вернул монету Раккиму. — Ошибка заключалась в том, что ты плохо знаешь историю. Иуде заплатили жрецы храма, а они не пользовались римским серебром. Иерусалимские первосвященники признавали только отчеканенные в Тире сребреники. Именно их и унес с собой Искариот. И именно такую монету ты должен показать этому гангстеру конца времен в Теннесси.

Ракким спрятал сребреник. Посмотрел на Лео.

— И многие обладают подобными знаниями?