Крепость Дракона - Майкл Стэкпол

Уилл морщил нос: ему не нравилось зловоние трясины.

— Почему эти леса так не похожи на те, что были раньше? Резолют, ехавший, как всегда, впереди, повернул к нему голову.

— Здесь больше дождей и меньше людей.

— Больше дождей — значит, больше сырости. Это я понимаю. Ну а людей-то почему меньше? — Уилл посмотрел на Ворона и Дрени.

Однако воркэльф ответил раньше, чем те двое:

— Сапорция долгое время являлась буфером между Эстинской империей и Локеллином. Постепенно люди стали заселять все большие территории, и эльфам пришлось отодвинуть свои границы в глубь страны. Большинство людей селилось на побережье и вокруг гавани. Панкам тоже приглянулись эти места. Они стали вытеснять людей, и драконам это пришлось по нраву.

Уилл недоуменно сдвинул брови:

— Вы это о чем?

Резолют покачал головой:

— Такой взрослый парень и ничего не знает о мире! Сначала во владения эльфов вторглись урЗрети и возвели горы для того, чтобы их выгнать. Затем появились драконы и, вытолкав урЗрети из гор, построили там себе дома. Драконы разрешают панкам жить в горах и на близлежащих территориях, потому что тем самым они отпугивают людей. Ты меня спросишь, почему они против людей? Да потому, что люди раскапывают горы и воруют оттуда камни, из которых строят потом города.

— Да? А потом приходят эльфы, строят жилища и вытесняют людей? И все повторяется с самого начала?

— Нет, мальчик, эльфы так не поступают. Потому-то, наверное, их на земле скоро совсем не останется.

Холодная обреченность слов Резолюта взволновала Уилла. Он сказал как само собой разумеющееся, что народ его когда-нибудь полностью исчезнет с лица земли. И тем не менее он борется против того, чтобы описанный им цикл не был бы разрушен нашествием с севера. Уилл понимал логику борьбы против Кайтрин, ведь ее победа означала полное уничтожение эльфов. И все же, будь он на месте Резолюта и знай, что эльфам так или иначе придет конец, энтузиазм его был бы сильно подорван.

— Друг Резолют, — тихо сказал Дрени, — у тебя интересный взгляд на мир. Я слышал, эльфы постоянно ищут место, которое стало бы их домом, но их каждый раз что-то не устраивает, потому они идут дальше.

Резолют осадил лошадь и повернулся к ним лицом. Оно выражало нечто среднее между недовольством и недоумением.

— Эльфы, те, что жили в Воркеллине и лишились своей святой земли, давно ушли в иной мир. Так выражаетесь вы, люди. Некоторые утверждают, что одним миром дело не ограничивается. Существует, мол, много миров, словно жемчужины нанизанных на нитку, и эльфы переходят из одного мира в другой. Умирают и снова рождаются. Не знаю, так ли это. Тайна сия мне неведома.

Юный вор внимательно смотрел на лицо Резолюта, вслушивался в его голос. Такого лица, такого голоса он у него не помнил, за исключением, может быть, пещеры Ораклы. До сих пор Резолют демонстрировал ему не лучшую сторону своей личности. А вот Дрени, похоже, сумел подойти к нему с другого бока. Уилл уловил разницу: разговаривая с эльфом, он, заранее с ним не соглашаясь, требовал ответа, в то время как Дрени хотел узнать и понять.

Дрени пожал могучими плечами:

— Подобные рассуждения о естественном порядке вещей я слышал и раньше. Думаю, однако, что панки живут рядом с драконами потому, что люди сюда остерегаются ходить. Чащоба их устраивает.

— А ты видел хоть одного? — Уилл осторожно оглянулся: уж не прячется ли кто в тени деревьев. — Мне кажется, что когда я был ребенком, то видел одного в клетке. Это было в Низине.

Ворон покачал головой:

— Это был мужчина в обличье панка. Панки большие, очень большие, во всяком случае мужчины. Огромные.

— Вы хоть одного из них убили?

Резолют рассмеялся:

— Я ни разу не подходил к ним так близко, чтобы попробовать убить, и Ворон, насколько я знаю, — тоже.

— И ничуть об этом не жалею, — улыбнулся Ворон. — У них, говорят, клыки длиной в твой палец и когти страшенные. Хуже всего то, что в коже у них имеются костяные пластинки, а цвет — от зеленоватого, как у черепахи, до золотистого. От чего это зависит, понятия не имею. Пластинки эти не возьмут ни стрела, ни даже топор. Лицо, горло и суставы покрыты толстой кожей черного цвета. Есть к тому же и хвост, очень сильный. Они не какие-нибудь глупые животные, плавают по Лунному морю, как пираты.

Уилл поднял плечи и снова оглянулся по сторонам.

— А почему мы не на главной дороге?

Все расхохотались. Резолют покачал головой:

— Мальчик, разве ты меня не расслышал? Они не дураки. Если они вздумают за нами наблюдать, то тут же увидят, что нападать на нас нет никакого резона. Кроме того, летом они уходят на побережье, а возвращаются сюда только зимой. Так что мы сейчас в безопасности.

— В самом деле? — Уилл посмотрел на двух спутников, ища подтверждения.

Ворон кивнул, Дрени — тоже, а потом вдруг улыбнулся и хохотнул.

Уилл прищурился:

— Уж не подшутили ли вы надо мной?

Дрени отрицательно покачал темноволосой головой:

— Глядя на тебя, мы вспоминаем свою молодость. Помню, как я мальчишкой трясся со страха, слушая рассказы о панках и бормокинах. Умиляемся твоей юности.

— Может, вы двое надо мной и не смеетесь, но только не Резолют. — Уилл искоса глянул на воркэльфа. — Ему никогда не было столько лет, сколько мне.

— Ошибаешься, мальчик. Я тоже был молодым, но таким наивным не был никогда. — Резолют слегка улыбнулся Уиллу. — Будем надеяться, что взросление не причинит тебе такого вреда, как мне.

Три дня спустя тайные тропы слились с главной дорогой, ведущей в Санджес. «Самый быстрый способ добраться до Крепости Дракона, — решили они, — это сесть на корабль, идущий на север. Если в Санджесе такого корабля не найдется, поплывем до Нарриза и там разыщем подходящее судно». В Нарризе, столице Сапорции, имелось эльфийское посольство, и Резолют надеялся, что ему помогут доехать до Локеллина, а оттуда они отплывут на корабле.

Санджес раскинулся на крутых берегах реки, впадающей в море. Возле каждого пирса, напоминавшего клепку разбитой бочки, пришвартовалось несколько кораблей. В гавани стояли на якоре еще суда. Хотя Ислин был намного больше Нарриза, Уилл никогда не видел в тамошнем порту столько судов одновременно.

Крытые черепицей крыши и толстые стены сохранили летнее тепло. Все здания города были выкрашены краской цвета слоновой кости, но окна и двери украшали яркие жизнерадостные изображения цветов и животных. Спускаясь к гавани, дома старели и тускнели, однако нигде не было и намека на мрак и безнадежность, присущие Низине.

В постоялом дворе им спокойно предоставили комнату. Для лошадей в конюшне место тоже нашлось. Оставив вещи в номере, путники тут же пошли на пристань. Ничем особенным от ислинской пристани она не отличалась. Вот разве только тем, что над маленьким городом не было плавающих над головой шаров, которые в Ислине извещали торговцев о прибытии их судна; не было здесь и канатной дороги, перевозящей людей над улицами. Отсутствие этих признаков цивилизации возвысило Уилла в собственных глазах: походка его стала пружинистой, а во взглядах, которые он бросал на горожан, сквозило высокомерие.