Пациент - Джейн Шемилт

Когда Лиззи была маленькой, я собиралась покрасить ее комнату в желтый цвет, но Нейтану он не понравился, и краска осталась неизрасходованной. И эта желтизна, и вся эта безумная инсталляция в целом кричали о сумасшествии и свободе. Обернувшись, я увидела, что стена позади меня покрыта черными треугольниками из разрезанных листов бумаги. Я будто оказалась в каком-то другом месте: то ли на солнечном пляже с черными скалами по краю, то ли на кукурузном поле Ван Гога с воронами над ним, то ли в пустыне с резкими острыми тенями. Я не знала, было ли так задумано и Люк хотел с помощью цвета и формы увести меня куда-то далеко отсюда, или это бессонница свела его с ума.

Моя голова пошла кругом от беспокойства. Я обнаружила признаки явного безумия, но все-таки в увиденном мною прослеживался и некий смысл. Ван Гог, кумир прадеда Люка, бывало, вел себя как психопат, когда писал свои картины. Возможно, Люк решил, что тоже должен выйти за рамки нормальности, чтобы создать свою лучшую работу. У меня не было времени на размышления, нужно было поскорее все убрать, соскрести желтую бумагу со стен и краску с окон, выскоблить пол.

Почему Люк не рассказал мне, что он тут устроил? Это почти уничтожило комнату Лиззи и могло разрушить наши семьи. Моя злость усиливалась по мере того, как я, задыхаясь, бегала вверх-вниз по лестнице с ведрами воды в руках. Я скребла и драила. Чтобы удалить все следы, мне потребовалось два часа. Я содрала руки в кровь. Вся разорванная мокрая бумага была засунута в черные пластиковые мешки, нитки с абажура оборваны, стул протерт. Когда я закончила, окна выглядели тусклыми, но были хотя бы отмыты от краски, половицы — влажными, но чистыми. На стенах еще оставались мокрые пятна, но они быстро высыхали.

Уже начинало темнеть, приходилось спешить. Зазвонил домашний телефон, но я не ответила, не было времени. Нейтан мог вернуться в любой момент. Я стащила мешки вниз и сложила в мусорные баки во дворе. Я была в ванной и чистила ногти, когда услышала, как открылась калитка и кто-то прошел к входной двери. Мое сердце заколотилось, по коже от страха пробежали мурашки. Я прокралась вниз, взяла из гостиной кочергу и, ощущая тошноту, на цыпочках подошла к двери.

Секунду спустя в замке загремел ключ и вошел Нейтан.

Мы удивленно уставились друг на друга, будто каждый столкнулся с незнакомцем, затем я выронила кочергу и шагнула вперед, чтобы обнять мужа. Он казался другим — стройнее, что ли; от него даже пахло по-другому.

— Похоже, тебя не на шутку тряхнуло. — Нейтан отстранился и внимательно посмотрел мне в лицо. — С тобой все в порядке?

Я никогда не понимала, почему очевидно невредимых людей спрашивают, в порядке ли они, в то время как беда случилась с кем-то другим. Это не меня затащили в кусты, изрезали, изуродовали и оставили умирать.

Не дождавшись ответа, Нейтан взял меня за руку и повел на кухню.

— Я очень волновался за тебя. — Он выпустил мою руку, открыл холодильник и достал недопитую бутылку белого вина. Налил нам по стакану и сел. — Я звонил несколько раз, но ты не брала трубку.

— Я плохо себя чувствовала.

— Ты рассказала полиции, что за тобой следили именно в том месте, где была убита Кэрол? Сейчас это чрезвычайно важно.

Я села напротив него и сделала глоток. Вино легко скользнуло внутрь, холодное и чуть кисловатое. Я еще не звонила в полицию, но кивнула. У меня не было сил выслушивать упреки, к тому же я почти не солгала — я собиралась сходить в полицейский участок завтра.

— Ты выбрал пансионат?

Муж выпил вино и аккуратно поставил бокал на стол.

— Ада не поедет в пансионат.

— Но ты ведь для этого задержался? — Я удивленно взглянула на него.

— Выяснилось, что она не хочет покидать дом, в котором прожила всю жизнь. И это можно понять.

— Ее деменция прогрессирует, Нейтан. Когда я звонила, она не помнила даже то, что ты приехал.

— Я организую ей хороший уход и дома, можешь не сомневаться. — Теперь пришел его черед изучать меня, оценивающе прищурив глаза. — Ты как-то по-другому выглядишь. Похудела вроде.

— Я же болела, — напомнила я. — Но сейчас мне гораздо лучше.

— Если бы я знал, вернулся бы побыстрее.

— Я не хотела тебя напрягать, матери ты был нужнее, чем мне.

Нейтан налил себе второй бокал вина, опустошив бутылку, и встал, чтобы достать еще одну из холодильника. Он двигался ловко и тоже как-то по-другому. Если бы я не знала, что он провел несколько дней со своей выжившей из ума матерью, сказала бы, что он стал здоровее и будто помолодел. На мгновение я задумалась, не ездила ли Сара вместе с ним. Он снова посмотрел на меня, почувствовав мой пристальный взгляд:

— Что?

— Ты выглядишь намного свежее, чем раньше.

— Отдохнул, наверное.

— Разве уход за Адой можно назвать отдыхом?

— От работы, я имел в виду. Кстати, хорошо, что ты напомнила — мне нужно позвонить в школу. — Он натянул куртку. — Матрона[11] болеет, и Сара замещает ее с тех пор, как я уехал. Я обещал, что возьмусь за дело, как только вернусь. Ужинай без меня.

Сара не сопровождала его в поездке, она не могла. Я изменила Нейтану, но это не означало, что он тоже способен изменять. Я встала и коснулась его руки:

— Будь осторожен, поблизости бродит убийца.

— Ты беспокоишься обо мне?

Муж улыбнулся и на секунду стал прежним Нейтаном, Нейтаном из давних времен. До сих пор я не задумывалась, как редко он в последнее время улыбался. Выйдя во двор, он обернулся к окну, из которого я выглянула, и помахал мне рукой.

Наша семейная фотография стояла в рамке на кухонном подоконнике так долго, что я перестала ее замечать. Сполоснув бокалы, я взяла ее и поднесла к свету. Лиззи примостилась между нами с Пеппером на руках. Тогда, лет десять назад, он был еще щенком. Лиззи смеялась, Нейтан ухмылялся в камеру, а я улыбалась Лиззи. Мы выглядели крепкой семьей. Я села на стул с фотографией в руках и попыталась вспомнить, о чем думала в тот момент, но это напрочь стерлось из памяти.

Люк появился слишком поздно. Моя жизнь принадлежала моей семье. Так было, и я знала, что так будет всегда. Нейтан мог флиртовать с Сарой, Лиззи — думать только о своем парне, но это не уничтожило бы существующую между нами связь. Она прервалась бы, если бы продолжился наш роман с Люком. Лиззи окончательно разочаровалась бы и во мне, и в самом понятии брака. Офелия бы пострадала, Оскар тоже. Распались бы сразу две семьи.

Я поставила фото на место. Моя прежняя жизнь победила в поединке с той, о которой я мечтала. Я поднялась и, ощутив головокружение, оперлась о стену. Нужно было соблюдать осторожность — не вставать со стула слишком резко, не гулять в темноте в одиночку и не следовать зову сердца. Счастье Лиззи и Нейтана оказалось важнее моего собственного. У Лиззи впереди была целая жизнь, замужество и дети. Какой пример я бы ей подала, если бы продолжила изменять? Я перешла в гостиную, села в кресло у окна и оставалась так, пока совсем не стемнело. Когда Нейтан вернулся, он включил свет, и я вздрогнула.