Джек Мэггс - Питер Кэри

Наконец они очутились в небольшом, обшитом деревом вестибюле, а за ним и в просторном сводчатом подвале. Позднее Тобиас узнал, что это подземелье находилось под городской ратушей, тогда же ему показалось, что он попал в катакомбы. От того, что он там увидел, его охватило неимоверное волнение — крохотные, ровно расставленные гробики на кирпичном полу. Мистер Хоук склонился над первым из них.

— Вот. — Это все, что он смог сказать, но лицо, когда он повернулся к писателю, сильно изменилось от охвативших его чувств.

Тобиас нагнулся и встал на колени у гроба. В нем лежала маленькая девочка, ей было не более восьми лет, в руках она сжимала букетик синих колокольчиков.

— Удушье, — коротко сказал владелец похоронного бюро. Глаза умершей были закрыты, но мистер Хоук сумел сделать так, что на лице ребенка отражалась встревоженность взрослого человека.

— Вы не узнаете их, — угрюмо предупредил он Отса. — Они теперь совсем не похожи на тех, какими их сюда привезли и какими я их впервые увидел.

В свидетельстве коронера значилось, что девочку звали Мэвис Крофтс, она была сиротой; теперь же она лежит в своем маленьком гробике, торжественная и серьезная, как солидная матрона на причастии. Тобиас почувствовал боль в глазницах. Готовя себя к описанию этого сосредоточенного детского лица, он понял, что все скрытые чувства, все, что накипело в нем, пока он ехал в Брайтон, найдут свой выход именно здесь, в этой подземной покойницкой.

— Это убийство! — не выдержал он.

Мистер Хоук яростно закивал головой, а затем повернулся к гробу, единственному, который был покрыт тонкой белой тканью.

— А теперь пройдемте к Томасу Гриффу, сэр. — Тобиас смотрел на белую кисею, точно такую же, как ночная рубашка Лиззи.

— Виноват не только дым, сэр.

— Поднимите покрывало, мистер Хоук.

— Вам не надо видеть это, мистер Отс, — прижав руки к груди, сказал мистер Хоук.

Тобиас протянул руку к покрывалу. На ощупь оно было таким же, как ночная рубашка на юном теле его свояченицы. Откинув край покрывала, он увидел нечто настолько неправдоподобное, что сначала не понял, на что смотрят его глаза. Да, это было человеческое тело, но мокрое, вздувшееся, похожее на кусок мяса с голубовато-бледными осколками костей, местами прорезавшими обгорелую в пузырях кожу.

— О Господи! — Потрясенный Тобиас отшатнулся, зажав рот рукой.

— Томас Грифф, — повторил имя мальчика мистер Хоук. — Подмастерье плотника. Старший брат в семье.

— Господи, помилуй нас, — прошептал Тобиас, прижавшись лбом к сырой холодной стене. — Прости их всех, добрый наш Господь.

Мистер Хоук опустил покрывало на гроб. Пройдя мимо Тобиаса, он открыл дверь на улицу.

— Вам следует прочитать письма в конторе.

— Письма?

— Директриса написала немало писем в контору фирмы об утечке газа. Начните со 2 января.

Тобиас Отс механически записал в своем блокноте дату: 2 января 1837 года, а у самого перед глазами был бедняга Томас Грифф — черная обгоревшая кожа, страшная голубоватая белизна костей. Он попрощался с владельцем похоронного бюро и, не раздумывая, зашагал к месту пожара. Там в обществе молодого констебля он уделил целый час осмотру газовых труб, а уж потом зашел в контору корпорации и познакомился с письмами директрисы. В три часа пополудни он вернулся на место пожара, на этот раз с президентом строительной фирмы, отвечающим за утечку газа. И все время пребывания на пепелище, когда он задавал вопросы строителю, его неотступно преследовало изуродованное тело Томаса Гриффа. Наконец у него и его спутника начали тлеть подошвы башмаков.

Потом Тобиас поговорил с усталыми заплаканными сестрами и узнал от них короткие истории погибших детей. Выжившим детям, которых эвакуировали в зал церкви Сент-Стивен, Тобиас принес сладости. Здесь для них он вынимал пенни из-за уха, вытаскивал шарф из их марлевых повязок. Он был добрым кудесником и задержался бы у них подольше, если бы не обратил внимание на молодого ординатора, который явно ждал, когда Тобиас освободится. Это был доктор Мак-Алпун, шотландец. Он был послан, чтобы передать Тобиасу приглашение больничных врачей поужинать вместе с ними.

Но Тобиас не слышал его. Он смотрел на молодого ординатора, а видел перед собой беднягу Томаса Гриффа.

Пусть Господь будет милостив к ним, но такой конец ждал и Джека Мэггса. Тобиас не знал, как он почуял это и почему такая страшная картина родилась в его мозгу.

— Несомненно, и для вас этот день был трудным днем, — промолвил ординатор и успокаивающе положил ему на плечо руку. И в это время что-то вспыхнуло, как огонь, в голове писателя. — Если, конечно, вы свободны от других обязательств, — закончил свое приглашение ординатор.

Крапчатые глаза Тобиаса смотрели на уговаривающего его врача, но видели перед собой чудовищную картину: Джек Мэггс, как в западне, в своем горящем доме; он один среди бушующего пламени.

— Нет, нет! — заикаясь, выкрикнул Тобиас. — Никак не могу.

Он отвернулся и увидел, как по горящему полу бегут во все стороны потревоженные жуки и пауки. Теперь он знал, каким будет конец его новой книги.

Читатель Тобиаса Отса не мог не заметить, какую роль играют врачи в его книгах: время от времени они предают его героев, покидают их, проявляют снобизм и привередливость, когда речь идет о помощи бедному люду.

Ничего из этого, естественно, не могло подготовить нас к тому, что Тобиас, узнав о приглашении на ужин, — и что эти известные и уважаемые врачи не только знают его имя, но в восторге от его комического романа, — тут же изменит свои планы и решит, что он слишком устал и лучше ему уехать в Лондон не сегодня, а завтра утром.

Конечно, это означало потерю по меньшей мере четырех рабочих часов, и если утром подобное решение казалось бы недопустимым, то сейчас для него это уже просто пустяк. Он уедет на рассвете почтовым дилижансом. А сейчас переночует в гостинице. Тобиас сам освежил воротничок, ополоснув его холодной водой, чтобы не давать чаевые горничной.

Весенний вечер был тихим и ясным. Пожалуй, неплохо было бы подышать озоном, прогулявшись по эспланаде, но вместо этого он сидел в своем номере и, свесив руки между колен, смотрел в окно на дорогу, мечтая о ждущем его неизменном успехе.

Опоздав на пять минут, Тобиас наконец стоял перед внушительного вида дверью Института Гиппократа. Его приветствовал швейцар, тут же передавший его лакею. Следуя за чрезмерно нарядным лакеем по широкой мраморной лестнице, Тобиас поймал свое отражение в зеркале и усомнился, не сделал ли он ошибки, приняв приглашение. Но он был бодр и уверен в себе, хотя в измятой одежде, наскоро починенной и еще не просохшей. Левая пола камзола обвисла из-за тяжелого блокнота в кармане.

Перед гостем открылись двери. Тобиас вошел в зал с арочными окнами, из которых было видно море, похожее на серый шелк.