Вторжение - Ростислав Марченко

Довольный капитан почесал свой битый сединою ус:

– Отставить радоваться. По местам, осмотреться в помещениях!

Дизель-генератор в трюме заглох, задачи установки были выполнены. После прихода на Монтелигеру она подлежала демонтажу. Дело теперь обстояло только в нас – чтобы мы сумели до острова добраться.

В нашей способности это сделать никто не сомневался. Уже к моменту появления первых пароходов парусники стали очень надежными и мореходными судами. К примеру, приснопамятная «Мария Целеста», имевшая примерно наши размеры и экипаж всего лишь восемь человек, в своем известном рейсе следовала из американского Нью-Йорка аж в итальянскую Геную. При этом опасность рейса оценивалась ее капитаном настолько низко, что он взял в рейс свою жену с двухлетней дочкой. То, что в районе Азор в трюме бригантины произошла серия взрывов паров спирта, которым она была нагружена, что вынудило экипаж спасаться в шлюпке и остаться в ней посреди Атлантики, когда по небрежности не спущенные паруса утащили по ветру брошенное судно, было совершенно другим вопросом. Море ошибки прощает редко.

В наши времена постоянное совершенствование судов и кораблевождения никуда не делось. Скажи Колумбу, что через пятьсот лет Атлантику будут пересекать яхтсмены-одиночки на семиметровых парусных ботах, он бы решил, что собеседник рехнулся.

А между тем известный в узких кругах, благодаря книге «В дрейфе», Стивен Каллахэн этот номер проделал не только на своей шестиметровой яхте, но и на надувном спасательном плоту. В ходе возвращения в Штаты яхта Каллахэна с чем-то в океане столкнулась в шторм, в результате чего мужик очутился на полусотне кило резины посреди Атлантического океана. С подводным ружьем, парой солнечных опреснителей, самодельным сектантом из карандашей, тремя с половиной литрами пресной воды в банках, десятью унциями арахиса, шестнадцатью унциями запеченной фасоли, десятью унциями солонины и десятью унциями подмокшего изюма. Со всем этим добром Каллахэн дрейфовал по океану в течение семидесяти шести дней, поставив абсолютный рекорд одиночного выживания на резиновом плоту и получив второе место в общем зачете. При этом сумел даже выйти на берег со спасшей его рыбацкой лодки, когда его вынесло течением к острову Гваделупа – по божьему юмору, куску земли, лежащему всего лишь в сотне миль от Антигуа, конечной точки трансатлантического маршрута его затонувшей яхты.

Номер один в одиночном морском выживании, китаец Пань Лянь, спасшийся с британского транспорта, торпедированного немецкой подводной лодкой, дрейфовал в море еще дольше – сто тридцать три дня. Но он имел и лучшие стартовые условия, сорок литров воды, например, и не уделял столько времени борьбе за живучесть. Почему, наверное, и потерял в ходе дрейфа всего лишь девять килограммов веса. Хотя подвиг данного человека это не затмевает. Кроме данных двоих рекордсменов – что на жестких, что на мягких плотах – в целом в океане мало кто протянул даже месяц.

Все находящиеся на «Камбале» искренне надеялись, что до таких подвигов по воле природы у нас не дойдет. Средства, чтобы избежать неприятностей по воле людей, были даже избыточны.

Основное вооружение бригантины составляли два станковых противотанковых гранатомета СПГ-9, спрятанные в герметичных кранцах на верхней палубе. Имея дальность прямого выстрела по двухметровой цели восемьсот метров и отличную для реактивных гранат кучность, гранатомет обеспечивал уничтожение любого встреченного корабля данной цивилизации с чудовищных по меркам Хейена дистанций. Прямой выстрел осколочных гранат был, конечно, пониже, но на фоне стрелометов и катапульт противника тоже приличен. Выстрелы боекомплекта нам выдали в расчете 50/50. СПГ удачно дополняли два старых «Утеса» 1987 и 1988 годов выпуска на пехотных станках, РПГ-7, одноразовые гранатометы и автоматическое оружие экипажа и контрабордажной группы.

Наличие на борту маленьких основного и резервного дизель-генераторов обеспечивало бригантину электроэнергией и позволяло реализовывать имеющиеся у нас технические преимущества. Во всяком случае, касательно радиолокатора и тепловизоров. Единственным минусом этого электрооборудования была слишком малая мощность – расходуя примерно литр соляры в час, один генератор выдавал около трех киловатт электроэнергии, что оставило за бортом личные ноутбуки людей даже без завесы секретности и угрозы их попадания не в те руки.

Спасением от безделья могли стать вахты, процесс боевой и специальной подготовки, книги, спорт и приборки с мылом по четыре раза в день. Чисто чтобы вспомнить лучшее из того, чем хотели поразить иностранцев в Российском военно-морском флоте. С выводами этих иностранцев в итоге, что такое количество приборок говорит либо о слишком больших командах, либо о неспособности офицеров их чем-то более полезным занять. Что проклятые пиндосы и лягушатники говорили о самих офицерах, точнее их званиях, полномочиях и количестве, в этой ситуации вообще лучше было умолчать. Тем более что, к нашему счастью, Абросимов закончил гражданскую мореходку.

Несмотря на некоторые «береговые» сомнения о целесообразности шастаний по портам Хейена с нашим оружием и аппаратурой, спрятанными в тайниках, которые, без всяких сомнений, найдут любые портовые крысы, шкипер меня успокоил. Интеллигентный Виктор Степанович, видимо, только после переброса в полной мере осознал, что он первый после бога, и торопился пользоваться своим положением. Но носа, к счастью, пока не задирал.

– Портовые власти в трюмы и к не имеющим отношения к порту документам никто не подпускает. Грузчиков тоже можно дальше верхней палубы не пускать. Моряк здесь опасная профессия, Сергей. Наводчикам информацию давать дураков нет. Бумаги идут только к выгружаемым грузам, да и те, чтобы владелец с налогами не мутил. Судно платит портовый сбор, за место у пирса и всякую мелочь. За груз всегда расплачивается владелец. По трюмам, тайникам и рундукам портовая стража начнет шарить, когда судно арестуют за контрабанду или за что-то подобное.

– И как с арестами или попытками захвата в портах, случается?

От неожиданности вопроса Абросимов нервно дернул своими ухоженными усами. Но ответил:

– Если совсем откровенно, мне только за «Навагу» известно. Месяцев восемь назад кто-то по ночи пытался её захватить на внутреннем рейде Кильберна. Шпики говорят, что почти успешно, но кто-то из команды подорвал погреб с боеприпасами. Ни свидетелей, ни выживших не нашли. Поначалу даже грешили на несчастный случай, но позже на берег выбросило несколько трупов.

Оба задумались. Можно было быть уверенным, что шкипер тоже думал о наших безвестно погибших соотечественниках и неизвестном герое, в ходе внезапного ночного нападения сумевшем забрать врага вместе с собой. В артпогребе, находившемся в четвертом, «офицерском» отсеке бригантины, одних только гранат к СПГ-9 хранилось четыреста штук. Если они ухнули хотя бы на две трети, с учетом оставшихся боеприпасов и хранящейся там же взрывчатки, шансы на выживание кого бы то ни было на борту были очень призрачны.

Шкипер, которого навели на нехорошие мысли, разговор предпочел не продолжать. Неожиданно оказавшийся за нашей спиной Демидов ухмыльнулся в его спину и погрозил мне указательным пальцем.