Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

18) Сам царь на красивом гнедом[149] коне, бывшем под ним в Полтавском бою. Справа от него ехал верхом генерал-фельдмаршал князь Александр Данилович Меншиков, слева — генерал-майор и подполковник Преображенский гвардии, кавалер ордена Святого Андрея, князь Долгорукий [150].

19) (Остальная?) часть Преображенской гвардии и в заключение с лишком 60 отбитых шведских обозных повозок.

(Весь) поезд прошел под семью триумфальными воротами, по-арочно для этого воздвигнутыми в разных местах. Пышность и величие их невозможно ни описать, ни припомнить (в подробностях). Их покрывало множество красивых emblemata или аллегорий и своеобразных карикатур, намалеванных к осмеянию шведов. Ворота эти стоили больших денег; но (сам) царь ничего на них не израсходовал, так как приказал некоторым богатым боярам, чтобы они возвели их на свой счет. Самые большие из ворот со всеми их аллегориями воспроизведены и описаны в печати; как полагают, в скором времени будет равным образом издано (и описание всех) остальных[151]. На воротах играла прекрасная духовная музыка и (раздавалось) стройное пение. Молодежь, толпами встречавшая царя на всех улицах и (во всех) переулках, бросала к его (ногам) ветки и венки. Стечение народа, (особенно) черни, было ужасное: (все хотели) видеть царя и великую пышность поезда. Чуть не через дом из дверей выходили разные бояре и купцы и подносили царю напитки. Таким образом, (царь и его свита) изобильно ели и пили на всех улицах и (во всех) переулках. По всему городу возле дверей домов были поставлены сосны и (развешаны) венки из сосновых веток. У знатных бояр и купцов ворота были расписаны красивыми аллегориями и малеваниями разнообразного содержания, по большей части направленными к осмеянию шведов. Так, рисунки эти изображали: орла, который молниею свергает льва с горы, льва в темнице, Геркулеса в львиной шкуре, убивающего льва, и т. и. Словом, pictores arque poetae соединили все свое искусство, чтобы покрыть шведов позором.

Чтобы смотреть на торжественный въезд, мне и датскому посланнику Грунту, которого я приехал заместить, отвели по нашей просьбе (особый) дом. Когда царь проезжал мимо, я сошел вниз поздравить его и, подобно всем другим, поднес ему стакан вина, провозгласив его здоровье. (Вино) он от меня принял, обнял меня весьма дружески и со знаками милостивого (внимания), и в конце концов поцеловал. (Как) царь, так и все окружающие его (лица) были порядком пьяны.

Затем, когда я и посланник Грунт поехали к одним из триумфальных ворот, чтобы (на) более близком расстоянии увидать всю пышность поезда, посланник Грунт заметил в густой толпе народа царского государственного великого канцлера, графа Гаврилу Ивановича Головкина, и при этом случае я в первый раз был ему представлен Грунтом. За все время моего пребывания здесь я, несмотря на частые требования, еще не имел с ним свидания вследствие множества всяких дел, которым он ежедневно был занят и завален. (Канцлер) был совершенно пьян. Он обнял меня и поцеловал, (проявляя) знаками и приемами величайшую вежливость и дружеское (расположение). (Но) так как он не знал иного языка, кроме русского, то все эти проявления вежливости выражались без речей, исключительно знаками. Он взял меня за руку, подвел к своей карете, поставленной на русский манер на полозья, (усадил) в нее (и) повез с собой. В карете между нами произошел многообразный (обмен) учтивостями и (заверениями) в дружбе, (проявлявшимися, впрочем), как с моей, так и с его стороны в (одних) жестах и минах, ибо (на словах) ни он, ни я друг друга не понимали. Мы проехали таким образом порядочный путь, как вдруг мимо нас во весь опор проскакал царь. Лицо его было чрезвычайно бледно, искажено и уродливо. Он делал различные страшные гримасы и движения головой, ртом, руками, плечами, кистями рук и ступнями.

Тут оба мы вышли из кареты (и) увидали, (как царь), подъехав к одному простому солдату, несшему шведское знамя, стал безжалостно рубить его обнаженным мечом (и) осыпать ударами, быть может за то, что тот шел не так, как хотел (царь). Затем царь остановил свою лошадь, но все (продолжал делать) описанные страшные гримасы, вертел головой, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами и дрыгал взад и вперед ногами. Все окружавшие его в ту минуту важнейшие сановники были испуганы этим, и никто не смел к нему подойти, так как (все) видели, что царь сердит и чем-то раздосадован. Наконец к нему подъехал (верхом) его повар Иоганн фон Фельтен и заговорил с ним. Как мне после передавали, вспышка и гнев царя имели причиной то обстоятельство, что в это самое время его любовница или maitresse Екатерина Алексеевна рожала и была так плоха, что опасались за (благополучный) исход родов и за ее жизнь[152].

После сего (случая) канцлер простился со мной легким кивком, приветливым жестом и немногими словами, (причем) по-прежнему ни он, ни я не поняли друг друга, — сел в свою карету и оставил меня одного среди (улицы), позабыв, что увез меня от моей повозки и ото всех моих людей.

(День) клонился к вечеру; я был один в чуждой, незнакомой (толпе) и, не понимая местного языка, не знал, что предпринять; до моего дома оставалось добрых полмили, и я, вероятно, погиб бы среди этого множества людей, почти поголовно пьяных, или был бы ограблен и убит уличными разбойниками, которыми повсюду кишит город, если б на меня случайно, в то время как я стоял один (среди улицы), не наткнулся мой дворецкий и толмач Христиан Эйзентраут. Он нанял для меня простого санного извозчика, (из тех), что за копейку — за две развозят по разным концам города седоков, куда кому требуется, и я поехал домой, (вознося) благодарение Богу за таковое избавление (от грозившей мне опасности).

Описанные выше страшные движения и жесты царя доктора зовут конвульсиями. Они случаются с ним часто, преимущественно когда он сердит, (когда) получил дурные вести, вообще когда чем-нибудь недоволен или (погружен) в глубокую задумчивость. Нередко подобные подергивания в мускулах рук находят на него за столом, когда он ест, и если при этом он держит в руках вилку и ножик, то тычет ими по направлению к своему лицу, вселяя в присутствующих страх, как бы он не порезал или не поколол себе лица. Говорят, что судороги эти происходят у него от яда, который он будто бы проглотил когда-то; однако вернее и справедливее предположить, что причиной (их является) болезнь и острота крови (и что) эти ужасные на вид движения — топанье, дрыганье и кивание — (вызываются известным) припадком сродни (апоплексическому) удару.