Линия мести - Марина Серова

Я снова и снова перечитывала сообщение. Пролистнула историю переписки вверх — всего было три сообщения, на которые Андрей не отвечал. Первое пришло несколько дней назад — оно было следующего содержания:

Второе сообщение Андрей получил уже позже — в нем было написано:

Ну и третье — сегодняшнее — я уже знала наизусть…

Я держала по-прежнему в руках телефон Андрея, когда его владелец подошел к нашему столику с подносом. Я не собиралась делать вид, что не брала мобильник — и так было ясно, что я вижу прямые доказательства жестокой игры Андрея. Мне без разницы, кто ему посылал сообщения — видно, Андрей заключил пари с кем-нибудь из своих приятелей, или уж не знаю с кем, что сможет любой женщине навесить на уши лапшу и окрутить ее как последнюю дурочку.

Андрей поставил поднос на стол и посмотрел на меня.

— Женя, что… — Тут он перевел взгляд на мою руку, сжимающую его телефон.

Я молча показала ему сообщение и, прежде чем он успел что-либо сказать, со всех сил отвесила ему звонкую пощечину. Напоследок бросила «Приятного аппетита!», попытавшись вложить в эти слова как можно больше ненависти и презрения, после чего выбежала из столовой.

Андрей бросился вслед за мной — я слышала, как он кричит: «Женя, подожди!», но я, не оглядываясь, опрометью ринулась вверх по лестнице. Вероятно, сцена в столовой не оказалась незамеченной — я услышала, как Андрей что-то сбивчиво говорит Наталье Владимировне, которая, вероятно, увидела, как мы по очереди удираем из столовой. Я не обращала внимания на крики медсестры, которая приказывала мне вернуться и поесть — да подавитесь вы все своим треклятым супом! Скажите спасибо, что я не вылила на Андрея, этого мерзкого проходимца, горячий бульон, хотя следовало бы. Я вбежала в свою палату, плюхнулась на койку и постаралась собрать всю ненависть и злость, на которую была способна, и обрушить ее на Андрея. Ненавижу его, ненавижу! Был бы у меня револьвер — пустила бы ему пулю в лоб, сломала бы ему руку, ногу, голову… Уничтожила бы!

Но злость и ненависть оказались придуманными мною. За ними, как грустный актер за веселой маской, прятались обида, отчаяние и разочарование. Против моей воли по щекам покатились слезы, на которые я тут же разозлилась и с презрением назвала себя жалкой неудачницей и слабой клушей. Проклятая больница, проклятые врачи, проклятые пациенты! Они словно ополчились все против меня, решив унизить и раздавить, превратить в жалкое подобие человека! Они что, сговорились все? Сначала эти сплетни других пациентов у меня за спиной, потом — эти эсэмэски, а теперь еще и вероломное предательство Андрея! Я знала, что он будет пытаться мне «все объяснить», но слушать все эти предсказуемые «Женя, ты не так все поняла» не было ни малейшего желания. Что толку говорить, когда и так все ясно? Единственное, что сейчас мне хотелось — так это поскорее выписаться из больницы и забыть Андрея, стереть все воспоминания о нем.

Я даже не заметила, как провалилась в сон. Видимо, сильная вспышка ярости, обиды и гнева сделала свое дело, особенно учитывая то, что я совершенно не эмоциональный человек. Организм, не привыкший к подобному, похоже, растерялся и ответил на данную «странность» естественной реакцией, то есть сном. Вдобавок ко всему по милости Андрея я осталась без обеда, а сон — лучшая замена еде. Никто не заходил в мою палату, никто не будил — даже Наталья Владимировна, хотя с нее станется растолкать меня и отправить есть суп в столовую. Проснулась я сама и сперва не поняла, сколько сейчас времени. Судя по пасмурному небу за окном, на улице был дождь, впервые за долгое время моего пребывания в больнице.

Погода была солидарна с моим настроением, и солнечные лучики сменились на тоскливые хмурые тучи. Я встала на кровать и посмотрела сквозь оконное стекло наружу. Так и есть — уныло лились струи дождя, окрашивая все пространство за стенами больницы в безрадостный грязно-серый цвет. Дождь был не радостно-весенний, под которым дети с удовольствием бегают босиком, ловя струи воды в ладони. Нет, это был затяжной осенний ливень, который нагнетал тоску и уныние. Вероятно, такая погода установилась надолго, судя по беспросветно-серому небу.

Я села на койку. Не хотелось учить стихотворения, не хотелось выходить из палаты. Не хотелось думать. С какой радостью я бы оказалась сейчас в своей привычной жизни, с каким удовольствием бы работала над очередным заказом! Но у меня совершенно не было никакой энергии на более-менее разумную деятельность. Не хотелось даже есть, хотя я ощущала, что мой желудок пуст и вроде как требует пищи. Я собиралась дойти до туалета и хотя бы умыться, но так и не воплотила эту мысль в действие. Ведь я могу запросто наткнуться по дороге на Андрея, а видеть его мне хотелось меньше всего. Нет, хватит уже думать о нем! Надо вычеркнуть его из своей жизни — навсегда, навеки! Он для меня перестал существовать, его нет!

Я снова откинулась на подушку и закрыла глаза. Но заснуть не получалось. Меня бесило осознание того, что я бездействую, что валяюсь на кровати, не в силах даже встать на ноги. Я ведь хотела дойти до врача и попросить его о выписке… Что ж, надеюсь, он пока не ушел. Половина пятого вечера, через полтора часа ужин. Надо собрать свою волю в кулак и дойти до кабинета Степана Сергеевича. Поднять вопрос о моей выписке и бежать отсюда подальше.

Я сунула ноги в больничные тапки и, напоминая себе сгорбленную грузом лет старушонку, вышла из палаты. Да, наверно, я представляю собой жалкое зрелище, вряд ли врач согласится выписать меня, скажет: полежи еще с недельку, пока не станешь похожа на человека. В таком виде показываться на глаза врачу нельзя.

Я миновала гостиную — к счастью, Андрея там не было, а другие пациенты, которые смотрели телевизор и играли в карты, не обратили на меня никакого внимания. Зашла в уборную, открыла кран холодной воды. Однако умывание не сделало меня ни на каплю бодрее — я видела в зеркале поникшую женщину, по которой не скажешь, что ей нет тридцати. Сейчас я дала бы себе все сорок, если не больше. Отвратительное зрелище, отвратительное состояние!

Я попыталась разозлиться на саму себя. Уже лучше — по крайней мере, на лице промелькнуло яростное выражение. Даже негативные эмоции гораздо лучше, нежели их совершенное отсутствие. Лучше видеть себя злобной, чем поникшей и разбитой. Ладно, большего я все равно не добьюсь, поэтому зайду в кабинет врача.

Мне повезло: Степан Сергеевич был на месте. Он сидел за рабочим компьютером и сосредоточенно что-то набирал на клавиатуре. Про себя я позавидовала ему — лицо серьезное, внимательное, видно, что врач о чем-то думает и работает над решением некоей задачи. Все на свете бы отдала, лишь бы вернуться к такому состоянию! Все больница виновата — в нормальной жизни я снова стану собой, снова верну себе свое хладнокровие и ясный ум, надо только выйти отсюда…

— Добрый вечер, Женя, — посмотрел на меня врач. — Вы что-то хотели?