Ты мне не сестра - Любовь Попова

— Я даже спрашивать не буду, — говорит он и тянет меня за собой в лес. А я иду. Иду, потому что давно не испытывала этого ощущения внутреннего подъема, когда знаешь, что скоро падение в пропасть, но вот сейчас этот путь самое нужное. То, что тебе необходимо. С ним. Только с ним.

Мы уходим недалеко, и что удивительно не попадаем в кромешную тьму, а останавливаемся на поляне залитой лунным светом.

Он вдруг отпускает меня и идет прямо, неоткуда не возьмись достает плед и бутылку вина.

Поднимаю брови и собираю руки на груди.

— Значит там ты меня не собирался трахать?

— Нет конечно, там же за стенкой спят дети, — делает он оскорбленное лицо, заставляя меня тем самым улыбнуться, а потом испытать любопытство.

— И когда ты успел это сюда притащить? — спрашиваю и осторожно к нему приближаюсь, пока он садится на расстеленное покрывало и разливает вино. Господи, сто лет ведь спиртного в рот не брала. Ничего в рот не брала…

— Гуляли здесь с Демьяном, — говорит он, и поднимает тост, а потом протягивает вино в бокале, медленно, не отрывая от меня взгляда.

— Ты ждешь, что я изменюсь, но я все такой же, а ты все равно здесь, — сажусь рядом с ним и беру бокал. Лечу к нему опять как мотылек на огонь. В надежде узнать, что огонь не был настоящим, а жар в груди просто отголоски боли. — Спустя пару дней встречи, а Жене своему дала два всего два раза за три с гаком года.

— Один раз, — поправляю его, и я смотрю в свой бокал. Помешиваю вино и чувствую, как Макс внимательно за мной наблюдает, подсаживается так близко, что касание ощущается даже через ткань брюк.

— Кончала?

— Имитировала, — говорю ему после небольшой паузы, почему-то не чувствуя неловкости от разговора такого характера.

— Тогда почему ты здесь, почему пошла за мной? — ставит он руку за моей спиной и наклоняется. Медленно, но верно, как танк, готовый размазать твои чувства по земле, от которого одно спасение. Смерть. С ним. Под ним.

— Хочу доказать себе, что и с тобой… имитировала… — Макс молчит, не слышно и смешка, только шум листьев над головой и стрекот сверчков. – Хочу доказать себе, что больше не люблю тебя.

— Полная хуйня, — рычит он мне в губы, забирает бокал и поднимает над нами. Продолжает смотреть в глаза и шипеть:

— Ты все помнишь. Поляну, твою комнату, бой, берег реки… И потом тоже… И в этом наша проблема. Как бы далеко мы не были друг от друга, мы помним все до мельчайших подробностей. Мы как вино. Попробовав хоть раз, вкус не забудешь никогда… — он все говорит и говорит, а я уже задыхаюсь, смотрю то на бокал, то на него, то хочу прикрыть глаза. Спрятаться от силы эмоций, которые закручиваются сильнейшим вихрем.

— Максим, — выдыхаю, потому что после его слов мне нечего сказать, потому что после его взгляда я не могу двигаться. Дышать. Существовать. Только он может управлять мною.

— Достань язык, — требует он и делает тоже самое. Выглядит при этом не смешно, а до дрожи, как эротично. Все что происходит сейчас насквозь порочно и красиво. И я достаю язык, чувствую касание кончиков и терпкое вино, что неожиданно льется тонкой струйкой сверху. А затем бурю, лавину, стихийное бедствие, в которое тут же превращается наш хмельной поцелуй.

Сопротивление бесполезно? Пусть, я и пытаюсь дернуться, когда он одним движением сажает к себе на колени, заставляет обхватить ногами талию. Прижимает тесно тесно.

Я ведь сама на это шла. Я сама хотела что-то доказать себе.

А что я хотела доказать? Что-то очень важное. Но успешное забытое под напором его губ, рук, всего напряженного тела.

И в голове уже шумит прибой, а по венам уже током бьет предвкушение. И стреляет по нервным окончаниям там, где кончается разум и начинается острое, беспринципное, ошеломительное наслаждение.

Сопротивление бесполезно.

Бесполезно сопротивляться самой себе, когда руки уже сами, настойчиво, лезут под свитер, выдирают рубашку из брюк, и бедрами проделывают пошлую волну, задевая его огромный бугор.

О да, я забыла что хотела самой себе доказать, зато в мельчайших подробностях помню, как выглядит член Максима. Слишком часто я держала его в руках, слишком часто брала губами, ласкала языком, словно выжигая в памяти каждую вену, запах, вкус…

— Моя голодная девочка, — шепчет Макс мне на ухо, проделывая руками грязные манипуляции и уже стаскивая с меня кофту, вместе с лифчиком. А потом долго смотрит на грудь, словно по волшебству усыпанную мурашками.

Он поднимает голову, рукой поглаживает, приподнимает одну грудь и берет сосок в рот.

Я тут же выгибаюсь, пронзенная молнией, преддверием удовольствия.

И меня уже трясут, колбасит от жажды, от желания, чтобы это не заканчивалось до конца. Максим всегда знал, что я очень люблю, когда он вот так грязно лижет соски, уделяет им особое внимание, а потом заставляет уделить внимание его члену.

Сосать глубоко и грубо, пока в горло не брызнет горячая струя.

Но это позднее, а сейчас он продолжает терзать мои соски губами, втягивать в рот, покусывать зубами. Делать все, чтобы серое вещество окончательно превратилось в патоку. И она вытекает между ног, увлажняет трусики, заставляет ощущать проклятую пустоту между ног.

Ту пустоту, что по силам заполнить только одному человеку. Сейчас так похожего на животное.

Прохлада ночи должна заставлять мерзнуть, но тело покрылось мурашками совсем по другой причине. Просто бедра Макса тоже пришли в движения, имитируя старый как мир прекрасный акт. И руки его перестали давить на грудь и переместились за талию. Направляя каждое мое движение.

И снова поцелуй, и снова мысль, насколько Максим себя сейчас сдерживает, вбивается через одежду, словно желая ее прорвать, сводит меня с ума предвкушением, хотя мог бы давно нагнуть и вставить.

И я бы вряд ли была недовольна.

Прелюдия, это то к чему он меня приучил в восемнадцать, долгие, порочные касания, медленное наслаждение друг другу, а три года назад он был бесконечно груб и агрессивен. Брал даже тогда, когда я не хотела, а тело могло сопротивляться.

Но уже приученная к своему мужчине, я принимала все что он может мне дать. Боль, наслаждение, страх, экстаз.

Вот и сейчас я не тороплюсь, и понимаю. Этот чертов котяра меня соблазняет, дает понять, что в его объятьях я получу не только голый животный трах, но и… любовь. Проклятую.

Может быть именно поэтому тороплюсь сама, не хочу, чтобы он меня соблазнял, я и так по всем фронтам соблазненная.

Три года обещала себе при встрече делать вид, что мы просто старые знакомые, а по итогу, дергаю ремень его брюк, откидываю его руки, чтобы не мешал.

Чтобы не мешал мне делать то, чему так старательно учил. Где угодно. Когда угодно, доставить удовольствие ему. И себе.