Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

— И всё же... Ваша дочь хотела, чтобы ребёнок жил. Разве её желание не заслуживает исполнения?

Лицо старика скривилось от боли.

— Он живёт! Я делал всё, чтобы мальчик не чувствовал себя обделённым родительской любовью. Но когда он в первый раз...

У Лигмуна перехватило дыхание, и я попробовал предположить:

— Поменял свой облик?

— Да, именно поменял.

Повисло молчание. И пока наступившую тишину нарушали только хриплые вдохи и выдохи разбередившего раны памяти старика, я попытался представить себе, как Обращение могло пройти без участия опытного наставника.

Наверняка был страх, причём обоюдный: и внука, чувствующего начало изменений, и деда, не понимающего, что он видит перед собой. Была попытка вмешаться, вытащить ребёнка из марева расплавленных Пластов, но текучая плоть не удерживалась руками, упрямо выскальзывая и принимая иную форму, нежели прежде. Была растерянность оборотня, внезапно увидевшего мир с другой стороны. Волчонок должен был потянуться к тому, кто находится рядом, ощутить знакомый запах, тепло протянутых навстречу рук и...

— Он прыгнул.

Грустная правда вернула меня к реальности. Старик говорил, а сам поднимал край мантии, позволяя рассмотреть неровные шрамы, покрывающие голень правой ноги близко к колену, там, где когда-то были сухожилия, а теперь под кожей остался лишь ворох рваных шнуров.

— Я... Мне было страшно. Видеть, как ребёнок превращается в зверя, понимать, но не верить собственным глазам... Я решил, что сошёл с ума. Что если возьму его на руки, морок рассеется и всё вернётся обратно. Я хотел... А он ощерился и прыгнул. И когда клыки проткнули мою ногу, я прозрел. Наконец-то... А знаете, что было труднее всего, Мастер? Знаете?

С каждой минутой всё больше и больше выцветающие глаза гордо сверкнули:

— Труднее всего было не кричать. Но за стеной были люди, а я не мог допустить, чтобы о позоре, постигшем мою семью, кто-то узнал. И я справился с болью... Только с совестью справиться не смог. Мне нужно было ещё тогда убить щенка, сразу, пока свежие раны жгли тело. Но память о дочери была слишком сильной, и я уступил. Вырастил зверя... А что теперь? Тайна раскрыта, и род Эллидов ждёт бесчестье. Впрочем, оно будет недолгим, всего лишь до моей смерти...

— Внука вы уже похоронили?

Лигмун печально усмехнулся:

— Вы же умный человек, Мастер, и должны понимать: принц не выпустит из рук такую игрушку.

— Мне дано право отбирать. Даже самые дорогие и любимые игрушки.

— Пожертвуете своим будущим ради дикого зверя? Полно, не шутите так! Вы всего лишь Мастер, а его высочество, возможно, станет королём. Не вставайте у него на пути по пустякам.

Нет, дедушка, то, о чём ты говоришь, вовсе не пустяк. Особенно для будущего его высочества.

Я подошёл к креслу, присел на корточки и положил свою ладонь поверх стариковской, покоящейся на колене.

— Вы готовы позаботиться о незнакомце, но собственного внука лишаете малейшей поддержки... Так нельзя.

— Он — зверь!

— Только наполовину. Поймите, Нирмун состоит из двух частей. Человеческая помнит и ценит всё тепло, которое вы ему подарили. Звериная... боится родственных чувств к двуногим существам. Именно поэтому он напал на вас: из простого страха и желания защититься.

— Но я не угрожал ему...

Голос Лигмуна дрогнул, и я крепче сжал сухие стариковские пальцы.

— Конечно нет. Зато вы, в свою очередь, тоже испугались, а звери очень чутко различают страх. Вы показали слабость, волк поспешил напасть. Следовало быть твёрдым, смелым и ласковым, тогда всё случилось бы иначе, поверьте!.. Мне очень жаль.

Хозяин поместья прикрыл глаза, в уголках которых предательски блеснули слезинки.

— Вы думаете, он... сильно меня ненавидит?

— За что?

— Я... — Старик напряжённо сглотнул. — Чтобы оторвать его тогда... Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.

— Думаю, Нирмун не вспомнил об этом, вернувшись в человеческий облик. Оборотни, особенно в юности, не могут удержать в памяти первые минуты после перехода и последние — перед. Скорее всего, мальчик не помнил даже, что набросился на вас... Он ведь выглядел тогда растерянным, верно? Растерянным и испуганным, поскольку чувствовал: произошло что-то ужасное. Но вы рассказали ему? Или... нет? — добавил я, видя, как начинает мелко трястись нижняя челюсть Лигмуна.

— Я не смог... Меня лихорадило, мальчика велено было не пускать в мою комнату. И я... боялся. Боялся его видеть. Надеялся набраться сил и...

— Не вините себя. Что было, то было. Но отец мальчика должен был предупредить вас, оставить какие-то распоряжения.

— Оставил. Ту полоску кожи, которую вы держите в руке. Только это случилось уже потом, после превращения. Спустя неделю.

Всего неделю... Оборотень ошибся в сроках совсем ненамного, однако несколько дней решили судьбу двух людей на многие годы. И решили не лучшим образом.

— Скажите, зачем вы предложили своё поместье под летнюю резиденцию Ректора Академии? При большом стечении народа сохранить тайну было бы невозможно.

Лигмун кивнул:

— Да, о тайне можно было забыть. Но я надеялся... Говорят, ректор обладает большой властью и не меньшими знаниями, он мог бы помочь моему внуку. Нет, не стать человеком, я понимаю: сие невозможно. Но найти других... зверей, отвести к ним Нирмуна, чтобы мальчик научился жить, как должно... Если уж отец не смог этого сделать.

— Вы ждали, что он вернётся?

Виноватое подтверждение:

— Ждал.

Потому не заводил собак и запрещал охоту в лесах поместья под предлогом, что лично должен истребить волков. Делал всё, чтобы уберечь внука от любопытных глаз, даже слуг выставлял на ночь за пределы усадьбы страшными историями о призраках. Боялся, ненавидел и всё же не мог бросить безвинного ребёнка. Окружал себя оружием и светом, опасаясь, что оборотень однажды потеряется в своей звериной сущности, однако окончательно не терял надежды справиться с бедой. Отважный человек. Заблуждающийся, но честно живший сердцем, а не рассудком. Вот кто достоин истинного уважения, а вовсе не я.

— Он... поможет?

Я непонимающе моргнул:

— Кто?

— Ректор.

— Поможет. Непременно. Не волнуйтесь ни о чём.

— Хорошо...

Тонкие губы старика изогнулись в улыбке, светлой и по-детски трогательной. Ткань колыхнулась поверх груди, набирающей в себя воздух, и плавно опала. Чтобы больше не двигаться, потому что dou Лигмун ушёл за Порог.

По какой причине все так и норовят сдохнуть именно в моём присутствии? Проклятие виновато?