Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи - Андрей Гусаров

Выпив значительное количество мадеры, Григорий Ефимович принялся под звуки балалаечного оркестра хвастаться своими любовными приключениями в столице, подробно рассказывая о своих отношениях с некоторыми женщинами. Плавно и незаметно рассказ Распутина перешёл на императрицу. Выставляя на показ свой жилет, Григорий Ефимович хвастался: «Жилет-то мне старушка вышила». Под «старушкой» подразумевалась государыня-императрица.

Далее последовала ссора Распутина с цыганами, чуть не переросшая в потасовку из-за приставаний Григория Ефимовича к женщинам. Опасаясь большого скандала, официант быстренько принёс счет, оплаченный тут же одной дамой из свиты Распутина, и гости покинули «Дворец Веселья», причём «…Распутин вышел последним, бранясь, рыгая и шатаясь».

Информация о высказываниях «старца» в отношении Александры Фёдоровны достигла императора, несмотря на то что сама императрица и её окружение делали всё, чтобы этого не произошло. Императрица, как и Вырубова, не поверила в эту историю, решив, что «Нашего Друга» напоили намеренно, приписав ему все художества. Только 1 июня товарищ министра внутренних дел В.Ф. Джунковский доложил Николаю о происшествии в ресторане «Яр», ожидая от императора какой-нибудь реакции. И что хозяин земли русской? Ничего! Ничего с Распутиным не произошло, так как в Царском Селе верили только ему.

С началом войны, и особенно в 1915 и 1916 годах, квартира Распутина превратилась в приёмную, куда каждый день приходило большое число просителей из всех слоёв общества с самыми разными проблемами. Кроме денег, «Старцу» несли подарки, цветы, сладости и спиртные напитки.

Интересную сценку из жизни приёмной Г.Е. Распутина приводит в своей книге А. Амальрик: «Около стены сидели два священника с большими золотыми крестами на груди. Они с удивлением смотрели на всё происходящее… „Ну и кутил же я, поп, – обратился Распутин к одному из них, – одна такая хорошенькая цыганка пела, ну и пела же… „Еду, еду, еду к ней, еду к любушке своей“, – запел он. Один священник, опуская глаза, сказал нараспев: „Это, отец, серафимы, херувимы тебе пели, ангелы в небеси…“ Распутин ухмыльнулся, махнул рукой и пошёл в переднюю к просителям».[149]

«Старец» старался помогать обращавшимся к нему. Одному давал совет, второму на клочке бумаги царапал записочку в высокую инстанцию, третьему совал пачку денег, причём не считая. Одна просительница, расплакавшись перед «старцем», что после смерти мужа жить не на что, получила пачку ассигнаций и сосчитала их только на лестнице. Оказалось, что «старец» выдал вдове пятьсот рублей.

Записка Г. Распутина П. Бадмаеву

Записка Г. Распутина А.Н. Хвостову

Записками и письмами Распутин занимался и после официального приёма. Очевидец этого Пругавин писал позднее: «В корявых пальцах неловко торчало перо. Старательно выводя какие-то каракули, „старец“ всё время сопел».

В 1915 году вышла новая книга Распутина с соответствующим статусу «старца» заголовком: «Мои мысли и размышления». Сочинение, как положено, имело длинный подзаголовок: «Краткое описание путешествия по Святым местам и вызванные им размышления по религиозным вопросам». Сами сочинения предваряло любопытное предисловие от издателя.

«Большинство из публики оставалось до сих пор в области догадок, предположений и легенд, передаваемых из уст в уста, относительно прославленного „старца“, которому, однако, всего 52 года и который отличается редкой гибкостью и выносливостью, чисто юношеским экстазом и задором. Красота стиля Распутина заключается в выразительности и краткости, с которой схватывается не столько предмет или явление в их внешних формах, сколько сущность и их значение для нанято сердца. Ханжество и притворство не присущи натуре Г.Е. Распутина и не помышляющего в миру прославиться искусом „старчества“, понятие о котором тесно связано с традициями и преданиями Оптиной пустыни. Отсутствие ханжества и кладет своеобразный отпечаток и на „Мысли и размышления“. В них нет тени затхлой церковной елейности, не найдёте и шаблонного проповедничества: эти мысли умилительны, как глубокий простой вздох мирянина, вдруг радостно убедившегося в обоснованности веры своей и красоте пережитых им чувств».

Действительно, юношеский задор всегда выделял Григория Ефимовича от коллег по цеху: кудесник-плясун никогда не был товарищем унылым монахам, нудным проповедникам и скучным праведникам.

Прошло семь лет после издания «Жития опытного странника», и уже не просто паломник перед нами, но умудрённый богатым опытом «старец», изрекающий истины. Истины, правда, особо не изменились – народное русское православие, близкое по форме к европейскому протестантизму, так и осталось в основе религиозного мировоззрения Григория Ефимовича, а собственный опыт в столице лишь упрочил его мнение в правоте своей веры.

Всё так же по-детски умиляется Распутин окружающему миру, созданному Богом, как он считает. Отсутствие образования «старец» считает идеалом. «Философии» для него лишь пустая трата времени, они жизни и вере не научат.

Из событий 1916 года более подробно стоит остановиться на произошедшем в Сибири в связи канонизацией Иоанна Тобольского и на паломничестве Вырубовой и других членов кружка на родину «старца».

Идею с канонизацией Иоанна Тобольского начал активно продвигать епископ Варнава (Накропин) ещё в 1915 году. Известно, что к этой истории, как и к назначению самого Варнавы на высокий пост, прямое отношение имел Григорий Ефимович. «Старец» называл тобольского епископа «сусликом».

Всё началось с назначения самого Варнавы на высокий пост Тобольского епископа. Слухи разнесли по стране историю о том, как Распутин способствовал проталкиванию Накропина на эту должность. Синод протестовал против назначения, но власть царя (и «старца») была выше. Известны и другие случаи участия Распутина в назначении церковных иерархов. Член Святейшего Синода и протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский писал: «Опредёленно утверждали, что под влиянием Распутина Томский архиепископ Макарий, семинарист по образованию, был назначен Московским Митрополитом; Псковский еп. Алексий Молчанов (опальный) – Экзархом Грузии (Экзаршеская кафедра в Грузии следовала после трёх митрополичьих, являясь, таким образом, четвёртой по важности архиерейской кафедрой в России.); опальный же (после бестолково проведённых им торжеств открытия мощей свят. Иоасафа Белгородского) архиепископ Питирим быстро поднялся из Владикавказа на Самарскую кафедру, а затем в экзархи Грузии и Петроградские митрополиты. Подобному же влиянию Распутина приписывали и разные высокие назначения по гражданскому ведомству».[150]