Спецназовец. Точка дислокации - Андрей Воронин

— Он сказал, что в оперативных сводках по Северному Дагестану нет ни одного упоминания о вчерашнем происшествии, — сообщил Быков.

— Это неудивительно, — сдержанно отозвался Расулов. — Исмагиловым не с руки впутывать в это дело федералов. А трупов, как я понял, чересчур много, чтобы местной милиции доверили самостоятельное расследование. Нет, они поступят так же, как поступил бы на их месте я сам: сами найдут виновных и сами отомстят. И начнут, разумеется, с нашей семьи.

— Прости, Ибрагим, — сказал Роман Данилович. — Этого я хотел меньше всего на свете. Но нас подставили, и выбора у нас не было.

— Знаю, — кивнул собеседник. — Кстати, ты можешь звать меня Игорем. Ибрагим я только для земляков, а по паспорту я — Игорь Магомедович.

— В честь Шапошникова? — догадался Быков.

Расулов кивнул.

— Только поэтому я согласился сидеть сложа руки и ждать результатов предпринятых им поисков, — сказал он. — Теперь я начинаю сомневаться, что поступил правильно. Но я дал слово и сдержу его во имя дружбы отца с этим человеком.

Быкову подумалось, что дружба и впрямь была крепка, раз мусульманин решился дать сыну такое имя.

— У вас осталось пять дней, — напомнил Расулов. — Не советую тратить их на поиски здесь, в Дагестане. Этой ночью я встречался с Исламом Исмагиловым и имел с ним долгий разговор. Он поклялся, что ни он сам, ни кто-либо из его родственников пальцем не трогал отца. А я в свою очередь поклялся, что не нанимал вас, чтобы вы напали на их аул.

— Не хочу тебя обидеть, но, по-моему, эти клятвы друг друга стоили, — усмехнулся Быков. — С одной стороны, ни слова лжи, а с другой — чистой правдой эти взаимные заверения тоже не назовешь…

— Ты прав, — после непродолжительной паузы, потребовавшейся, чтобы подавить вызванное непочтительным тоном майора раздражение, согласился Расулов. — Но после этого разговора я окончательно уверился в том, что к исчезновению отца мои земляки непричастны. В противном случае Ислам говорил бы со мной по-другому. И потом, да простит меня всемогущий Аллах, живой Магомед Расулов им ни к чему. Отрезать ему голову — их давняя мечта, и они не стали бы медлить ни минуты, попади он в их руки. И молчать, убив его, они бы тоже не стали. Я первым узнал бы о его смерти, но…

Он развел руками.

— Будем надеяться, что ты не ошибся, — сказал Быков. — И будем надеяться, что это именно заговор, преследующий какую-то определенную цель, а не глупая, нелепая случайность. Тогда твой отец наверняка еще жив. А пока он жив, есть надежда разыскать его и выручить из беды.

Нижний край аппарели коснулся земли. Роман Данилович махнул рукой, и из «уазика», на котором он приехал, вышли его люди. Жук и Баклан резвой рысцой наперегонки взбежали по наклонному, обитому рубчатой резиной пандусу и скрылись в тускло освещенном брюхе самолета, а Спец, накинув на голову капюшон и прислонившись задом к мокрому переднему крылу машины, закурил и стал с видом праздного зеваки глазеть по сторонам, не обходя своим вниманием и собеседника Ти-Рекса. Судя по его позе, Расулов ему активно не нравился, и Быков не мог его за это осуждать. Он и сам относился к «лицам кавказской национальности» с предубеждением, которое основывалось не на предрассудках, а на богатом жизненном опыте. Он сознавал, конечно, что опыт у него, кадрового офицера ВДВ, прошедшего горнило многих войн и региональных конфликтов, весьма специфический — прямо скажем, не тот, которым станешь делиться с подрастающим поколением, если не хочешь вырастить банду оголтелых фашистов; он помнил, что все люди — братья, и не собирался с этим спорить, но кавказский акцент, явственно звучавший в речи собеседника, действовал на него так же, как, должно быть, действовали звуки немецкого языка на солдат, только что вернувшихся с германской войны. Вероятно, собеседник испытывал к нему схожие чувства, и Быков уже не впервые напомнил себе, что Расулову сейчас намного тяжелее: мало того что у него пропал отец и начались неприятности с кровниками, так его еще, будто в насмешку, и зовут Игорем. А хуже всего, что надеяться ему в данный момент не на кого, кроме иноверцев, которые у него лично не вызывают ни доверия, ни симпатии…

Откуда-то послышалось приглушенное ворчание автомобильного двигателя — судя по звуку, мощного, оборотистого. Подняв голову, Роман Данилович увидел, как на краю открытого грузового люка блеснули включенные фары. Сверкнула хромом решетка радиатора, и по аппарели на мокрый бетон взлетной полосы осторожно скатился черный «бентли-континенталь» — сияющий, манящий, как мечта, похожий не то на реактивный истребитель, не то просто на выпущенную из ствола снайперской винтовки лакированную пулю. За рулем этого бешено дорогого заграничного дива, опустив до упора тонированное стекло и глядя на Быкова с напускным пренебрежением (отойди, мужик, не видишь, человек едет!) сидел Жук. Номера на «бентли» были московские, и Роман Данилович с легким неудовольствием подумал, что в своем стремлении поскорее разыскать пропавшего Расулова господин Шапошников слегка перегибает палку. Ясно, что денег у него куры не клюют, но зачем ими так демонстративно швыряться? Когда у него попросили надежную машину, он выкатил из гаража «лендровер», а когда попросили модную — вот, извольте полюбоваться! «Хорошо, что я не сказал «дорогую», — подумал Быков, глядя, как «бентли» практически беззвучно отъезжает в сторону и паркуется рядом с «уазиком». — Или шикарную. Интересно, что бы он тогда прислал — «майбах»? Двадцатиметровый белый лимузин на базе «хаммера»?»

— Ух ты! — восторженно воскликнул Якушев и вознамерился похлопать «бентли» по капоту, но машина, как живая, резко отпрянула назад и сейчас же не менее резко прыгнула вперед, заставив Якушева испуганно отскочить. — Ты чего делаешь, насекомое?!

— А нечего руки распускать, — высунувшись в окно, наставительно сказал ему Жук. — Бабу свою лапай!

Якушев показал ему неприличный жест и снова повернулся к аппарели, по которой уже съезжала управляемая Бакланом «Лада» двенадцатой модели. Баклан вел машину, не обращая ни малейшего внимания на Якушева, который откровенно дурачился, подавая противоречивые сигналы руками и зычно выкрикивая: «Дышло влево! Дышло вправо! Майна! Вира! Ровней держи, деревня!» «Лада» была серебристая, как «мерседес» Расулова, и почти такая же сверкающая, как «бентли», за рулем которого все еще сидел, наслаждаясь доступной лишь немногим избранным роскошью, учитель труда из небогатой средней школы Валерий Жуков. Глядя на нее, Быков снова мысленно посетовал на господ олигархов, имеющих обо всем на свете свои собственные понятия, коренным образом отличающиеся от понятий, которыми оперируют простые смертные. Судя по номерному знаку, «Лада» была зарегистрирована если не сегодня спозаранку, то в самом крайнем случае вчера, сразу после звонка Быкова. Очевидно, тогда же ее и купили, причем не с рук, а в салоне — в личной конюшне «владельца заводов, газет, пароходов» такую крестьянскую лошадку днем с огнем не сыщешь. Она была новенькая, как только что отчеканенный рубль, и это бросалось в глаза буквально с первого взгляда. Видимо, именно так в представлении господина Шапошникова выглядел неприметный автомобиль, который его просили доставить. Впрочем, это было дело поправимое: Роман Данилович не сомневался, что, пройдя в такую погоду с десяток километров по российским дорогам, «двенадцатая» перестанет мозолить окружающим глаза своей вызывающей новизной, замызгавшись по самую крышу и неотличимо слившись с серой массой непрезентабельных поделок отечественного автопрома.