Принцесса и её зверь - Галина Мишарина

И хорошо, что хоть немного отдохнула, потому что день мне предстоял трудный. Все испытания магией были непростыми – болезненными именно для сознания, а не тела. Жэрх пытался выковырять из меня самый дальний сгусток силы, по которому можно было понять, какой она направленности, но, когда ему это не удалось, принял решение драть с корнем.

Не знаю, удалось ли ему это, я просто потеряла сознание. А пришла в себя в той самой  комнате, где мне предстояло проводить долгие дни в одиночестве и пустоте. Еду мне приносила та же служанка два раза в день, и хорошо, что хотя бы окно удавалось открыть. Жэрх будто забыл обо мне, я не слышала и не видела его.

Я пробовала по-тихому пользоваться магией, но после манипуляций колдуна разучилась даже крошечные огоньки на ладони создавать. А ведь это умели делать и дети, и взрослые, тем более, если лесная чаща напитала их волшебством! Но, высовываясь из окна, чувствуя запахи мрачной чащи, видя плывущие образы облаков, я не осязала, как прежде, энергию мира. Я не чувствовала вообще никакой магии, словно Жэрх мало того что высосал моё волшебство, так ещё и накрыл плотным куполом дом.

Так прошло восемь дней – я отмечала каждый крошечными чёрточками в углу за шкафом. Мне совершенно нечем было заняться, ведь дверь запирали, а книг не давали. Оставалось думать, бродить по комнате, или сидеть у окна, осматривая лес. Мне уже начинало казаться, что я проведу в безысходности и безызвестности всю оставшуюся жизнь, что было, на первый взгляд, не так и страшно. В конце концов, это ведь были не пытки, которых я так боялась…

На девятый день Жэрх пришёл ко мне снова, и сразу стало понятно, что он изменился. Внешне колдун выглядел так же, но вот вёл себя совсем как тот прежний мучитель. У него даже голос изменился, и я всерьёз задумалась о том, что у мужчины есть брат-близнец. Он снова начал задавать вопросы, но вёл допрос нервно, торопливо, и всё сильнее злился.

– Она не хочет мне её показывать, – неожиданно заявил он, обращаясь будто не ко мне. – Ну, ничего, есть ещё один способ получить то, что мне нужно. Став зверем, ты откроешься, подобно шкатулке. Да, боль поможет. Всегда помогала.

– О чём ты? – выговорила я.

– Ты знаешь прекрасно, – сквозь зубы ответил он. – Ты же моих подопечных лечила. Жаль только, что тебя лечить будет некому, но это и не важно. Когда я получу то, чего хочу, ты мне будешь больше не нужна.

Я попробовала что-то сказать, но Жэрх вдруг рассердился и толкнул меня в угол.

– Сиди здесь. Я вернусь за тобой. И советую вдоволь надышаться свежим воздухом и насмотреться на небо, Тэа. Больше ты его не увидишь.

– Как же любопытно всякий раз это проделывать! Посмотрим, какой звериный облик изберёт твоя внутренняя сущность, – сказал Жэрх, потирая руки. – Что, даже убежать не попробуешь?

Я молча смотрела на него, стоя в очерченном иглами круге. Мы оба понимали, что колдун получит то, что желает. Поэтому, когда магия окутала меня, подчиняя себе, я сдалась сразу, зная – последующие пытки всё равно вытянут все силы.

Тело моё, однако, отчаянно сопротивлялось превращению. Пот градом катился по лицу, руки дрожали, и вскоре я рухнула на колени, а потом завалилась на бок. По телу пошли судороги, перед глазами разлилась чернота, но я по-прежнему всё чувствовала и понимала. Меня словно сжимали громадные злые руки, всё сильнее, всё безжалостней, пока кости разом не хрустнули, и не остался тёплый трепет неведомого.

– Интересненько, – донеслась откуда-то сверху усмешка. – А вот горностая у меня ещё ни разу не было!

Не успела я сдвинуться с места, как меня сгребли за шкирку жёсткие пальцы.

– Замечательно. Размер вполне подходящий, чтобы мне было удобно.

Я могла дрыгать лапами и пищать. А ещё у меня был хвост, который можно было раздувать.

– Ваше новое жилище, госпожа Тэа! Извольте обустраиваться.

И швырнул меня в крошечную клетку с такой силой, что я взвизгнула. Так начался мой личный кромешный ад, по сравнению с которым сами кошмары отступили.

Жэрх был изобретателен на пытки. Уж кому, как не мне, это было известно. Пусть я никогда не видела, как он мучает превращенцев, я всё же слышала их жалобные визги и скулёж, а порой и предсмертные хрипы… И теперь мне казалось, что это моё наказание за то, что долгое время продлевала мучения пленников – не спасла, не защитила сразу!

Служанка в сером изредка кормила меня, чистила клетку, и убирала всё то, что летело сквозь прутья. Кажется, девушка и не подозревала, что я – та самая «гостья» из маленькой комнаты. Я только потом поняла, что служанка на самом деле немая, и в этом мы были похожи. Я тоже не могла разговаривать, разве что мысленно, сама с собой. Было страшно забыть своё имя, поэтому приходилось по сотне раз в день повторять его. А когда Жэрх принимался за своё кровавое ремесло, я твердила другое имя, звучание которого пусть немного, но облегчало муку.

Вэйл. Где он был сейчас? Стоял ли на палубе корабля, созерцая бескрайний звёздный океан, или ехал на высоком коне по голубой пустыне? А, может, уже нашёл себе другую, более родовитую и достойную невесту? Мне всё чаще казалось, что он предал меня. Было невозможно забыть те жаркие ласки, что мужчина дарил мне в замке и в лесу. Я ненавидела его за эту ложную надежду, но и жалела, что не мы не смогли нормально проститься. Кому не хочется любви и нежности? Кто откажется от крепких объятий и ласкового шёпота, от долгих прогулок по волшебным далям? Теперь он внимал магии без меня, а я медленно теряла себя.

Человеческое сознание стиралось мучительно. До последнего я пыталась бороться за себя, но страх перед пытками делал своё дело: звериные инстинкты постепенно вытесняли человеческие чувства. Всё закончилось в тот миг, когда Жэрх сломал мне лапу, а потом подвесил за хвост вниз головой. Именно в те дни, голодная, страдающая от боли, беззащитная, я перестала вспоминать Вэйла. А своё имя забыла, когда кусок хвоста просто отвалился, и Жэрх сжёг мне часть шкуры…

Тесная клетка была как вторая я. Двигаться в ней было тяжело даже такой юркой крохе, как я. Воды было мало, еды не было вовсе. Иногда мне приносили сырое мясо, но чаще какую-то тухлятину. От слабости я почти не реагировала на попытки причинить боль, и вскоре про меня, оставленную в сыром углу, просто забыли. Та, что в сером, порой ещё подкидывала еду, а тот, что в чёрном, вовсе перестал обращать внимание.

По ночам я часто шевырялась в надежде устроиться так, чтобы прутья не впивались в тело. Иногда грызла их, а, когда всё-таки забывалась сном, приходила в себя от дуновения, проникающего сквозь щель в стене. Ветер был моей единственной связью с внешним миром, потому что неба и травы я давно не видела. Даже не знала, какое время года сейчас, и перестала понимать запахи. Всплывали порой странные образы, как будто принадлежащие другим пленникам, но на самом деле мои.

Это были люди, которых я отчаянно боялась. Люди, которые никогда не были мне родными. Мне снилась малахитовая чаща в тумане, капли росы на длинных иглах розовых пихт, кристаллы лазурных озёр и длинные замшелые брёвна, по которым и внутри которых можно было бегать. Я видела себя, охотящуюся на кого-то в высоких травах. Видела, как несу добычу, а затем наедаюсь вдоволь. У меня был дом в толстом рогатом пне, и было моё небо – всегда такое разное. Кажется, я даже понимала, о чём щебечут птицы и шепчутся звёзды. Во сне я была свободна, и знала, что уйду таковой в тот, призрачный мир, который доступен всякому живому существу, не совершившему истинного зла.