Дурацкий расклад - Харитон Байконурович Мамбурин

class="p1">— Борща хочу, — задумчиво пробормотал я, глядя на это обнаженное чудище и видя от Дарьи условный сигнал, что вокруг всё чисто.

— Изотов, ты совсем офонарел?! — взвилась моя девушка (одна из!), извивавшаяся поодаль в пароксизме любопытства, — Ты человека убил! И хочешь борща?!

— Со сметаной, — въедливо дополнил я, — Чесночком, черным хлебом. Лука зеленого сейчас не взять, но чеснок у меня точно был. Старый и злой. Сало точно было, я помню. Копченое.

— Обойдешься!

— Вообще-то он тебя сожрать хотел, — обиделся я, — Вместо кошек.

— Ерунду говоришь!

— Нет, он прав, — тут же раздалось от Дягиля, — Эта жуть шла за кошками.

— Голодающие часто начинают охотятся за всем съедобным, — покивал с мудрым видом наш китаец.

— Здесь? У нас? — хмуро пробормотал я, — Товарищ Чжао, тут в каждой квартире килограмм по пять-десять риса и гречки. Картофель, тушенка, продукты, всего полно.

— Он мог деградировать! — донеслось от Кладышевой, — На меня же кинулся!

— А у нас никто запас пищи дома не держит, — задумчиво пробормотал китаец, — Мы любим кушать на улице или сразу готовим то, что купили и принесли домой.

Эта отстраненная сентенция человека внезапно навела меня на мысль. Поежившись от холода, я зарылся руками в косматую гриву помершего существа, а затем ухватив там то, что могло претендовать на челку, оттянул это назад, открывая верхнюю часть морды.

…и шокировано выругался. Это был не славянин, не кавказец, не азиат, не… короче, это был натуральный, деформированный, но чистокровный китаец.

Он что, через Стену перелез?

Оставив эту мысль думать своим сокомандникам, я превратился с разрешения Дарьи в туман и отправился на ловлю стайки кошек. Переловить их оказалось вопросом пары минут, как и доставить на три сотни метров вперед, туда, где в Стене торчало некое общежитие под названием «Жасминовая тень». Баба Цао откровенно не обрадовалась прибытку, но согласилась, что бросать зимой определенно домашних животных не стоит никоим образом. После этого она человеколюбиво раздала животных нашим похищенным человекам, по одной штуке в комнату. Правда, это уже было после того, как я свалил. Сама операция по спасению не заняла и пять минут.

До самого общежития мы нужные точки расставили спокойно, а вот возле него я заволновался, задав китайскому военному вопрос — мол, а если ваши перепутают и как-то нас заденут? Товарищ с той стороны, пребывающий в задумчивости и тревоге с тех пор, как мы ушли от убитого об стену гигантского тощего китайца, лишь спросил — а знаю ли я, что там, за Стену от общежития? На мой отрицательный ответ он рассеянно улыбнулся и сказал, что беспокоиться не стоит. «Жасминную тень» не заденут ни при каких обстоятельствах.

Но что именно там — не сказал. Гад. А я особо и не спрашивал, потому что нарезал вокруг Вероники круги, пытаясь отогреться.

Мы без особых проблем прошли родимый дом, продолжив расставлять радиационные метки… еще с полкилометра. А потом встали наглухо, встретившись с проблемой, о которой ни один из нас не мог бы и подумать. Ни я со своим развитым воображением, ни Дягиль с её боевым опытом, ни Мин Чжао и уж тем более не переносящая особо опасную радиоактивную технику психиатресса. К такому, наверное, не был готов никто.

В Стене зияла Дыра.

Сквозная. Круглая. Где-то метра два с половиной диаметром.

Окруженная с нашей стороны тремя десятками приклеенных вентиляторов, запитанных от заботливо укутанных в целлофан автомобильных аккумуляторов.

— Твою мать…, — прохрипела Дягиль, рассматривая отверстие, от которого кустарная придумка некоего энтузиаста замечательно отгоняла дым, к которому мы уже привыкли как к неизбежному злу.

— Этого не может быть! — товарищ Чжао стал крайне расстроенным китайцем, ругающемся на своем языке.

— Етитская сила! — более бодро выразилась Кладышева, роняя ценный радиоактивный рюкзак и подбегая к Дыре, — Это как?!

Говоря простым языком — мы обнаружили огромную кучу дерьма с вентиляторами… и нам пришлось это всё запустить. Немедленно, срочно, сию же секунду.

Работу мы заканчивали, даже не представляя себе объёмы того, что началось после обнаружения Дыры, которая, вроде бы, не могла существовать по всем писаным и не писанным законам природы и неосапиантики. Меня, Дягиль и китайца утащили на допросы, Кладышеву — в обеззараживающую камеру к специальному неогену, тоже допрашивать, проверили труп дохлого китайца, точнее, его вообще разложили чуть ли не на молекулы, тща себя мечтой, что именно этот уникум в одно жало сделал Дыру и прошел сквозь нее тоже один. А затем, умирая с голоду, искал незаметно по всем районам «москвичи» и «жигули», дабы обуть советских граждан на аккумуляторы и вентиляторы. Естественно, это был бред собачий, но даже он проверялся от сих до сих.

Неприятная, очень неприятная правда о том, что Дыру сделали специально, что сквозь неё туда и сюда ходили много кто… она очень плохо доходила до окружающих меня озлобленных людей. А потом (точнее, почти сразу), лично мне сделали вообще плохо, напоив до усрачки обостряющими память стимуляторами.

Люди, прошедшие вдоль Стены мимо нас. Я должен был о них вспомнить всё.

Почти через сутки жалкие остатки нас с Вероникой, рыгающие от разных препаратов, были выброшены броневиком возле общежития, где и обнаружены на снегу некоими сердобольными китаянками, тут же утащившими внутрь легкую Кладышеву. Оставленный на произвол судьбы я, видя боязливый зад заскакивающего в теплое помещение Салиновского, окончательно понял, что никто мою сотню с изрядным лихом килограммов волочить не будет, от чего и… превратился в туман. Которому Паша всё-таки открыл дверь.

Иногда я жалею о вырвавшихся словах. Даже если они абсолютно невинны. Борщ — это очень долго. Но надо ждать, потому что Вероника, начавшая готовить, мстительна и беспощадна к тем, кто это недостаточно ценит. А вот скучающая на больничной койке Окалина Нелла Аркадьевна, у которой много времени и очередной кризис… хотел сказать, что на руках, но рук нету. Значит, на душе. Так вот, майор тоже очень хочет знать всё в подробностях.

От тотальной мозговой вивисекции меня спас влетевший в палату к безрукой страдалице Темеев, принявшийся лихорадочно грузить ту работой, дав мне шанс отключиться от блондинки, а заодно — и от реальности. Назад меня вернул легкий удар ложкой по лбу и волшебный запах борща.

Сидящая напротив меня мудрая старая женщина, заключенная в теле вечного подростка, сначала дождалась, пока я выжру литра два животворящей жидкости, заправленной