Новоумие. Пародия - Степфорди Май'O

Я просто дара речи лишилась от такого трогательного признания в вечной любви. Он будет со мной, даже если я стану восьмидесятилетней старой и сморщенной старухой! Но ведь мне совсем не обязательно становиться старой и сморщенной — почему он не хочет понять, что есть и другой путь?

— Тэдди, ты нашел самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышала, но я все-таки немного беспокоюсь за наше будущее. Неужели ты не видишь, что я уже готова сделать следующий шаг?

Чтобы доказать свои слова делом, я шагнула к нему, но моя досадная неуклюжесть вновь сыграла со мной злую шутку, испортив весь блестящий план — сама не знаю, почему я вдруг споткнулась и грохнулась на пол, по пути ударившись рукой о край стола и сбросив вазу с алыми розами.

Я лежала на полу — распростертая, мокрая, избитая, в окружении осколков стекла.

— Вот видишь! — вскричал Тэдди. — Даже просто находясь рядом со мной, ты сразу же утрачиваешь свою Абсолютную Крутизну и подвергаешь себя смертельной опасности! Я должен уехать.

— Ничего страшного, это всего лишь синяк, — в отчаянии пролепетала я, кое-как поднимаясь с осколков. Оставалось только надеяться, что разбитая ваза не была какой-нибудь зловещей метафорой, намекавшей, что в скором будущем разобьется кое-что посущественнее — мое сердце, например. Не может быть, чтобы мой Тэдди был таким жестоким, а Степфордия — настолько банальна!

Но затем Тэдди Килледи произнес слова, которые разбили мою душу, как и предсказала ваза несколько секунд тому назад.

— Я думаю, мне следует некоторое время побыть подальше от тебя.

Я вскочила на ноги, не сразу осознав смысл его слов, но когда они проникли в мой разум, мне сразу стало понятно, что есть лишь один достойный способ отреагировать на такую важную новость.

К сожалению, мое тело упрямо отказывалось падать в обморок по заказу, поэтому пришлось часто-часто дышать до тех пор, пока не наступила спасительная гипервентиляция — в глазах почернело, голос Тэдди продолжал глухо звучать откуда-то издалека, но никакие его слова уже не могли мне помочь. Я теряла сознание… падала… падала… падала…

Все было ужасно. Моя жизнь была кончена. Прошлое казалось далеким и неважным.

Может быть, Тэдди бросил меня много лет тому назад, или несколько месяцев, или дней. Была ли я когда-нибудь счастлива? Кажется, была, но это так называемое счастье было лишь долей секунды на фоне бездны бесконечного отчаяния.

Исчезло даже стихотворение Тэдди — единственное свидетельство того, что он когда-то меня любил, если не считать воспоминаний о тех случаях, когда он уверял меня в этом. Я знала, что никогда не вернусь к жизни, никогда не выйду из своей комнаты, сколько бы лет ни прошло за окном. Казалось, во мне образовалась глубокая дыра: зияющее отверстие в голове, открытая кровоточащая рана, которая никогда не заживет и не затянется, и через которую мои мозги по капле вытекут наружу, пока от меня не останется лишь бледная тень моей обычной стервозной натуры.

— Бегги?

— Чего тебе, папа? — мрачно поинтересовалась я.

— Не хочешь поужинать? Я тревожусь за тебя, малышка. Когда ты в последний раз ела нормальное жаркое?

Разве можно думать о еде, вынырнув из бездны бесконечного ужаса и отчаяния? Как это типично для моего отца — пытаться бестактно приуменьшить мою боль! Вероятно, он не заметил ни дождя, рыдавшего вместе со мной за окном, ни моего черного вдовьего наряда, ни огромной таблички на двери, гласившей: «Не беспокоить — оплакиваю утрату всей моей жизни».

И все-таки эта душераздирающая скорбь оказалась делом нелегким. Я даже немного проголодалась. Нехотя встав, я поплелась вниз по лестнице, и каждая ступенька насмехалась надо мной, низводя меня все ниже и ниже, во мрак…

Когда я вошла на кухню, папа зажег лампу, напугав меня. Я уже отвыкла от того, как выглядит свет.

— Ты в порядке, Бегги?

— Моя жизнь кончена. Наверное, я покончу с собой, вот тогда Тэдди пожалеет! — сообщила я отцу, чтобы он не волновался. Лохи смущенно потрепал меня по руке.

— Ну-ну, милая, я знаю, сейчас тебе кажется, будто хуже и быть не может, но поверь своему старому отцу — все пройдет. Мне понадобилось всего пятнадцать лет, чтобы перестать тосковать о твоей матери. Жизнь продолжается, малышка.

— Не обижайся, папочка, но как ты можешь сравнивать свою жену, с которой прожил три года, с моей утратой? Не хочу быть грубой, но вы с мамой не те люди, про которых снимают кино в Голливуде. У нас все было совершенно иначе, это была судьба!

Лохи помрачнел. Я видела, как его жалкий маленький мозг пытается осознать всю правду и красоту моих слов.

— Но если это судьба, значит, все кончится хорошо?

Ну как прикажете разговаривать с таким простым и приземленным существом, как мой папочка? Разумеется, все, в конце концов, кончится хорошо, раз уж Степфордия написала книжку и сценарий, но в данный момент мы находились в драматической и конфликтной сцене, и кругом не было ни единого лучика света (кроме как от люстры на кухонном потолке).

Я поискала какой-нибудь — какой угодно! — способ почувствовать себя еще несчастнее, и эти поиски лишь с новой силой обострили мои терзания. Здесь не было места полумерам, это был КОНЕЦ ВСЕГО, который можно выразить лишь заглавными буквами.

Ну все, придумала! Я сейчас возьму и приеду к Тэдди домой, пройду по коридорам, по которым он ходил, посижу среди его брошенных вещей, перецелую все выключатели, которых когда-то касалась его рука… Думаю, это даст мне пищу для нескольких недель упоительных страданий.

Я схватила ключи от машины Лохи и выехала из Глухомань Виладж. До сих пор я никогда не бывала у Тэдди дома, но он как-то нарисовал мне подробную карту на случай, если на меня снова нападут, и мне понадобится убежище.

Его дом находился недалеко от города, в лесу. Я сразу поняла, что Килледи выбрали это уединенное место для того, чтобы люди поменьше совали нос в их загадочные ночные делишки, но может быть, они поселились за городом только потому, что Джек любил очень громко включать музыку, пытаясь заглушить истошные крики ночных посетителей Джозефа.

По дороге я пыталась представить себе дом Келледи. В моем воображении он виделся заколоченным, темным и безжизненным — осиротевшим без Бобби, бороздящей просторы Интернета, Джека, молотящего по барабанам и Джозефа, снимающего видео у себя в подвале. И без Тэдди, без Тэдди, без Тэдди — этот факт настолько важен, что его не грех повторить трижды.

Я подумала было въехать на полной скорости в дерево, но решила быть храброй. Мир все еще нуждался во мне и моем исключительном художественном образе, поэтому я не могла осиротить человечество, выбрав столь легкий выход.

Дом, стоявший в самом конце длинной извилистой дороги, оказался больше похож на замок, чем на обычное жилище. Такой дом мог принадлежать только королевской семье, которая наверняка жила здесь когда-то. И вновь мое сердце сжалось, разум оцепенел, тело затряслось в приступе невыносимого страдания, а дырка в голове запульсировала с новой силой.