Проклятые - Эндрю Пайпер

– А Лайза?

– Последний раз я слышала, что она уехала куда-то на Запад, в Сиэтл, или Портленд, или что-то в этом роде. Вроде занимается фотографией…

Вайнона как-то скривила рот, и это могло означать все, что угодно, даже улыбку. Довольно неприятную, надо сказать.

– Тебе надо как-нибудь взглянуть на ее работы, – сказала она. – Бьюсь об заклад, тебе они покажутся интересными.

Она стала пятиться назад, словно боясь повернуться ко мне спиной и будто опасаясь, что я на нее брошусь.

– Как ты думаешь, почему она тогда захотела поехать с вами? – спросил я. – Что она хотела, чтобы ты увидела?

– Прощай, Дэнни.

– Но у тебя есть какие-то мысли насчет всего этого, да? Есть что-то, о чем ты знала, но не сказала полиции!

– Ты должен уйти. Просто…

– Пожалуйста!

Дверь захлопнулась.

Я спустился по дорожке и вышел на тротуар. На другой стороне улицы возле нашего старого дома царила какая-то суматоха, там что-то случилось.

Карапузы, которые прежде играли неподалеку, теперь вопили. Но это был не обычный детский плач, дети так не плачут из-за поцарапанной коленки или отобранной игрушки, нет. Совершенно отчетливо они кричали от ужаса.

Их мамаша выскочила из дверного проема и тоже почти завизжала.

– Что случилось, о боже! Что случилось?

Я не мог ничего увидеть за изгородью, но, очевидно один или два ребенка показали на что-то в дальнем конце двора, потому что именно туда посмотрела их мать. И увидела качели, взлетающие невообразимо высоко, значительно выше, чем могли толкнуть их маленькие детишки. Они раскачивались взад-вперед, не снижаясь и не падая, и распространяли в застывшем воздухе аромат тонких духов и гнилого мяса.

Я не был на кладбище Вудлон с тех пор, как похоронил отца. Зная то, что мне теперь стало известно о нашем местопребывании после смерти, я никогда не видел смысла в том, чтобы оставлять на могильных камнях букеты или разговаривать с могильной землей. Там просто упокоятся тела, а достаточно скоро и тел там никаких не будет. Душа – или как вам захочется называть часть того, что не может быть захоронено, – не слишком долго задерживается у этих мест. Да и зачем? Для мертвых здесь нет ничего, кроме мертвецов.

И все-таки даже на этих относительно заброшенных участках, среди покосившихся склепов и могильных плит, где уже давно никто не скашивал затянувшую их траву, еще лежали оставленные там цветы, ленты, плюшевые игрушки и флажки. Живые, по каким-то своим причинам, старались выразить таким образом свою любовь, верность, сожаление о прошлом.

Отцовский памятник выглядел лучше двух других. Забавно, но сейчас их памятники оставались такими, что напоминали их тогдашних: высокий, подтянутый папа, загадочная Эш (ЭШЛИ ОРЧАРД 1973–1989) и мама с пословицей, которую она выбрала из какой-то книги в качестве эпитафии, когда они резервировали этот участок:

За деяния этой жизни воздастся в будущей.

Когда наступило ПОСЛЕ, телевизионщики попросили меня прийти сюда, чтобы снять стоящим у ее памятника и задумчиво глядящим в камеру, пока закадровый голос будет рассказывать, что это та самая могила, в которой миссис Орчард была похоронена с часами ее отца. И эти самые часы ее сын получил в загробной жизни и носит до сих пор уже в этой. Затем они наведут объектив на «Омегу» на моем запястье. «Это будет трогательно и впечатляюще», – пообещал продюсер, пытаясь уговорить меня принять участие во всем этом. Я отказался. Мне не хотелось никого впечатлять, по крайней мере публично. И я уже был достаточно впечатлен и напуган.

Теперь же, стоя в одиночестве на ровном поле, заставленном камнями, я поднес часы к глазам. О чем еще они говорят, кроме времени? Может, о том, что существует еще нечто, что наступает после того, как наше время здесь завершится? Деяния этой жизни… А еще они говорят, что моя мама любила меня. Любила и хотела защитить меня, но у нее не хватило сил.

Нет, я бы не хотел для себя такого конца. Мне не хочется отправлять послания из ниоткуда. Я хочу помочь своей семье здесь!

И для этого мне придется сказать Эшли, по чьей вине она оказалась в земле, у меня под ногами.

Я вернулся в отель и открыл ноутбук. Первое, что я обнаружил, это то, что у Лайзы Гудэйл есть свой профессиональный веб-сайт. А на эффектной яркой странице – автопортрет самой Лайзы. Игривые черты, свойственные ей в юности, теперь стали жестче, скорбные морщинки у носа еще сильнее подчеркивались ярким светом фотовспышки, и казалось, что она старается увернуться от камеры, хотя смотрит прямо в нее.

Во всем остальном ее сайт представлял собой симпатичную экспозицию ее работ, собранных по разным темам: «Свадьбы», «Портрет», «Групповые фото». Вполне хорошо. Сдержанно и со вкусом, с выраженным уклоном в черно-белую фотографию. Но, кликнув на альбом «Искусство», я обнаружил картинки, от которых у меня перехватило дыхание.

На всех фото, которые она тут поместила, повторялся один и тот же образ. Модель, светловолосая девушка лет шестнадцати с голубыми глазами, в которых отражалось раскаленное зарево, несмотря на черно-белую экспозицию, враждебную и холодную. Девушку, независимо от окружения, озаряла некая аура, впрочем, придававшая ей вид далеко не ангельский, это был свет чего-то такого, что могло испепелить, если подойти слишком близко. Вот она смотрит в камеру с задней площадки автобуса. Сидит на крыше легкового автомобиля, и ее ноги свисают над водительской дверью. Смеется перед зеркалами в ванной комнате, установленными так, что тысячи ее отражений повторяются в них, полностью заполняя стекло.

Лайза назвала серию «ПОСЛЕ».

Еще кое-что мне удалось разыскать на новостных сайтах.

Списки пропавших людей. Статьи, в которых говорилось о том, что известного фотографа из Портленда Лайзу Гудэйл («одинокая, детей нет») не видел никто с 12 августа 2013 года. А за два дня до этого у меня случился сердечный приступ в парке «Кембридж Коммон».

Ее никогда не найдут.

Она не будет делать фотографии и пытаться таким образом вернуть к жизни мою сестру, потому что Эшли жива.

А официально числившаяся пропавшей без вести Лайза Гудэйл уже покинула этот мир.

Когда я наконец выключил монитор и проморгался, за окном снова была ночь. У меня с утра не было маковой росинки во рту, так что я вышел на улицу и направился в один из ресторанчиков в «Гриктауне». Сделав заказ, я достал телефон, чтобы отправить сообщение Уилле и увидел, что меня уже дожидается ее письмо.

«КАК ДЕЛА, ШЕРЛОК ХОЛМС?»

Ответ полетел еще до того, как принесли пиво.

«ДУМАЮ, ЧТО-ТО НАШЕЛ…»

Не совсем и солгал. С другой стороны, я надеялся, что она больше и не спросит ни о чем. Но прежде, чем она успела бы задать вопрос, я спросил о том, что действительно хотел узнать.