Партизаны Столетней войны - Владислав Колмаков

Вооружение у нас похожее. Наши секунданты это обговорили заранее. У де Краона шипастая булава в правой руке. Такое оружие здесь называют моргенштерн. Говорят, что его изобрели германцы. И в переводе с немецкого моргенштерн означает «утренняя звезда». Очень поэтичное название для такого страшного оружия. Если де Краон по мне этой шипастой штукой попадет, то мне мало не покажется. Доспехи такая булава корежит очень сильно. Как и все, что за ними находится. В левой руке у моего противника небольшой кавалерийский щит типа тарч. Так французы называют сложнофигурные щиты с расположенным справа вырезом (выемкой) для фиксации копья. Я же вооружен своим верным люцернским молотом. Той самой помесью одноручного молотка с алебардой, что мне так понравилась. Мне импонирует многофункциональность этого оружия. Им можно наносить как рубяще-дробящие удары, так и колющие. В левой руке у меня мой треугольный экю. Этот щит неплохо подходит для пешей рубки. А вот тарч моего соперника все же больше для конных атак приспособлен. Судя по экипировке, он у нас убежденный кавалерист. И предпочитает биться, сидя на коне. Как, впрочем, и большинство французских благородных. Здесь пешие поединки не очень популярны. Это вам не Англия. Но никто мне даже не стал возражать, когда я захотел биться с де Краоном пешим. Тут я в своем праве. Меня вызвали. И я могу выбирать где, когда, чем и как мы будем сражаться. Таков местный дуэльный кодекс. И я его уже неплохо знаю. Спасибо моему оруженосцу. Просветил.

Мои размышления прервал голос герольда, который громогласно объявил о начале поединка. Понеслась! Делаю резкий рывок вперед к неуклюже хромающему Гильому де Краону. А хорошо я ему вчера врезал. Колено-то у него бо-бо! Не зря старался. Да и дышит он довольно хрипло. Видимо, нос неправильно ему вправили. Ух! Чуть не попал, зараза! Шипастый шар моргенштерна просвистел рядом с моей головой. Удар моего соперника был очень силен. Если бы попал, то мне пришел бы конкретный такой звездец. Но Акела промахнулся. Теперь мой ход. Инерция у вражеской булавы серьезная. И моего противника ощутимо так занесло вперед. Это вам не шпагой или легким мечом фехтовать. Моргенштерн очень тяжелое оружие. И чтобы оно пробило латы и нанесло значительный урон, удары надо наносить очень сильные и размашистые. Чем больше размах, тем сильнее урон. И де Краон ударил от души. Со всей дури. Чтобы уложить меня одним попаданием. И уложил бы, если бы попал по мне. Но я-то на месте тоже не стоял в это время. Делаю шаг вперед и слегка влево (так ему будет трудней меня видеть), приседаю, пропуская над собой вражеское оружие. И пробиваю ответочку. Это вам не киношное фехтование с суматошным звоном сталкивающихся клинков. Это реал. Тут все по-взрослому. Мой боевой молот тоже не пушинка. Им особо не пофехтуешь, выписывая красивые финты. Удары надо наносить точные, простые и очень сильные. Иначе не пробить толстые миланские латы. Поэтому я, как и мой противник, тоже наношу только один дробящий удар. Но зато какой! Прямо с разгона, со всей пролетарской сознательностью, используя инерцию своего рывка. И в отличие от де Краона, попадаю туда, куда и целился. Прямо в многострадальное колено моего врага. То самое. Правое. Больное. Которое я ему еще накануне слегка отрихтовал ударом ноги. И хорошо так попал. Прочный металлический наколенник, прикрывающий колено Гильома де Краона, мой люцернский молот смял как бумагу. Я отчетливо услышал хруст ломающейся кости. Хана коленному суставу. Отбегался, товарищ. Затем слегка отшатываюсь назад, привстаю и коротким тычком под углом снизу вверх бью прямо в забрало шлема де Краона. Колющим ударом копейного, трехгранного наконечника моего боевого молота. Замахнуться-то для рубящего удара не успею. Потому и колю. Целюсь прямо в прорезь шлема. В глаз. Мой соперник в это время уже начал заваливаться вперед, потеряв опору на правую ногу. Ему сейчас не до боя. Колено-то я ему сейчас раздробил качественно. В хлам! И боль там в данный момент адская. Поэтому на мой удар он никак не реагирует. И защититься не успевает. Или не может? Мне опять везет. Я попадаю. Узкий, трехгранный, стальной шип легко пробивает прорезь вражеского шлема, пронзая его и слегка расширяя. Проникает дальше, входя в правый глаз. Проходит сквозь тонкую кость глазной перегородки черепа. А затем вонзается в мозг де Краона. Резким движением вырываю свое оружие назад и отпрыгиваю в сторону.

– Ну, и как я тебя побил? – произношу я реплику старины Морфиуса после поединка с Нэо. Помните, был такой фильм «Матрица». Вот это оттуда. Порой всякая чушь в голову лезет в такие вот моменты.

Но мой противник не отвечает. Потому что он мертв. Тело Гильома де Краона в великолепном миланском доспехе продолжает заваливаться вперед. Падает. Падает. Упало. По нему пробегают судороги. Тело еще не осознало, что мозг уже мертв. Оно еще борется. Вот наконец-то затихло. Из-под забрала шлема де Краона на песок ристалища начинает литься кровь. Уф!!! Похоже, что я победил? Как-то быстро я его сделал. Думал, что дольше возиться буду. Я даже немного разочарован. Я ждал большего от де Краона. Знаменитого дуэлянта. В итоге все решила моя скорость. Я был быстрее и маневреннее. А мой хромоногий противник в своих тяжеленных и неуклюжих миланских латах выглядел настоящим паралитиком. Теперь-то я, наконец, понимаю, как английским лучникам в легких, кожаных доспехах удавалось раз за разом справляться в ближнем бою со спешенными французскими рыцарями. Скорость и маневренность англичан побеждала тяжелую и очень неудобную в пешем бою броню французов. Оглядываюсь по сторонам. Какая-то нереальная тишина кругом воцарилась. Наконец, трибуны взрываются криками. Зрители приветствуют победителя. Приветствуют меня.

Открываю глаза и вижу замечательный вид. Светловолосая прекрасная нимфа разметалась рядом со мной по кровати во всей своей красе. Она идеальна. Настоящая богиня. Да, я получил свой приз. Ирен де Поншато стала моей в тот же вечер после поединка. Женщины любят победителей. И не стоит забывать, что я дрался насмерть с ее обидчиком. И это тоже многого стоит в ее глазах. Если уж в цивилизованном двадцать первом веке девочки любят смотреть, как мальчики набивают друг другу синяки ради них, то тут в махровом средневековье они довольно благосклонны к своим защитникам, дерущимся насмерть за них. И французские аристократы этим пользуются. Для них самым верным способом обратить на себя внимание понравившейся им дамы – это поединок в ее честь. Здесь такое в порядке вещей. Поэтому когда между мной и баронессой Поншато возник бурный любовный роман, то это никого не удивило. Никто нас не порицал и не осуждал. Местные благородные такое понимают. Я бился за честь прекрасной дамы. Победил злодея. И дама ответила мне взаимностью. Дело житейское. Тут о таком в балладах менестрели частенько поют. Подозреваю, что и о нашем с де Краоном поединке тоже что-то накропают в скором времени. В средневековой Европе такие истории любят.

В дворянской тусовке Ле-Мана после моей победы я стал очень популярен. Благородным мужского пола пришлась по душе моя быстрая и красивая победа над известным поединщиком. Аристократы это заценили. Я же убил своего соперника всего за несколько секунд. Такая смертоносная скорость произвела впечатление как на молодежь, так и на бывалых бойцов. Хотя я позднее провел несколько дружеских, тренировочных поединков с д’Аркуром и его приятелями и заметил одну странность. Почти все французские дворяне не очень уверенно чувствуют себя в пеших боях. Их же с детства приучали драться верхом на коне. Нет, полными неумехами их тоже назвать нельзя. Кое-что они могли показать. Но каких-то крутых мастеров меча я здесь не увидел. Не любят французские благородные сражаться пешими. До эры шпаг и пеших поединков здесь во Франции еще очень далеко. Поэтому французские аристократы предпочитают конный бой и все, что с ним связано.