Царь Грозный - Наталья Павлищева

Казанские женщины и дети расплачивались собственными жизнями и свободой за злодеяния своих мужей и отцов. Царь приказал не брать в полон мужчин, оставить только женщин и детей.

В Казани оказалось такое количество трупов и нападавших, и защитников, что даже улицу, ведущую от Муралеевых ворот к ханскому дворцу, для проезда царя Ивана Васильевича удалось расчистить с трудом. К государю с криками благодарности бросились несколько тысяч освобожденных русских пленников.

У приехавшего в Казань Шигалея царь вдруг… попросил прощения:

– Тебе ведомо, сколько раз посылал я к ним с предложением покоя. Не захотели! Сколько раз лгали, сколько злых ухищрений от них видел!

В походной церкви Иван долго стоял на коленях перед образами, потом также долго пытал своего духовника протопопа Андрея:

– Прав ли, отче, подскажи! Прав ли? Ведь хотел миром, просил мира, не ответили. Напротив, обещав, тут же нарушали свои слова! Столько бед принесли Земле Русской, что и Батый проклятый не принес. Батый единожды земли наши разорил, в полон русских брал. А эти много раз, и полонили, и как скот в ярме держали… Предатели!

Протопоп не мог понять своего царственного ученика, в чем сомнения?

– Твоей рукой покарал Господь поганых! Твоей рукой явил им свою волю.

Немало лет пройдет, перестанет Иван Васильевич спрашивать, прав ли, перестанет задумываться, имеет ли право казнить по своей воле, но это будет позже. Тогда царь еще страшился казней, будь то свои или чужие, но уже всей душой возненавидел предательство.

Данила сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.

– Ты чего? – осторожно тронул его Гордей. – Ранен?

Пушкарь поднял на него глаза. И столько было в них боли и страдания, что вопрошавший вздохнул:

– Не казни себя… Они бы тебя или твоих родных не пожалели…

Данила усмехнулся:

– А они и не пожалели… Сирота я, все погибли после набега казанского. Я отомстил. – Он почему-то развел руками, точно вся резня в городе была его рук делом.

– Все мы отомстили, – согласился кто-то рядом.

– Не-ет, – упрямо возразил Данила. – Я нашел того самого татарина, который мать тащил в полон за волосы.

– Да ты что?! – ахнули сразу несколько человек. – И впрямь нашел?! Это как же?

– Шрам у него был приметный, через все лицо. По шраму узнал и зарубил! – Голос пушкаря вдруг стал жестким. Сейчас он уже был рад, что смог, пусть через много лет, отомстить за гибель родных.

Молодой парень, старательно оттиравший рукав от крови, вдруг сообщил:

– А я мамку в полоне нашел!

– Ты?! – теперь уже внимание всех переключилось на него.

– Ага… У мурзы на дворе в рабах была. Она у меня красавица, вот и взял себе.

– А где ж она? – Кажется, в лицо парня заглядывали все, кто только слышал его слова. Не терпелось узнать подробности такого счастливого случая. Рыжий парнишка сокрушенно закрутил головой:

– Недужная очень была… Только меня перекрестила и померла…

– И ничего не сказала?

Тот вздохнул:

– Сказала… чтоб счастливо жил…

Сидевший рядом с Данилой русич тихо вздохнул:

– Не его то матушка. Она его Данюшкой называла, а он Микула.

– Как звала?! – встрепенулся пушкарь.

Парень пристально посмотрел на Данилу, ревниво поинтересовался:

– А тебе пошто? Как бы ни звала, то моя мать. Ее татары в полон угнали.

Пушкарь подсел к нему ближе:

– Не обижайся, брат. У меня тоже матушка в полоне, только меня Данилой кличут, а мать в детстве Данюшкой звала. Может, то моя была?

– Нет! Моя! – резко возразил Микула.

– А волосы у нее какие?

Тот вздохнул в ответ:

– Седые все. – Чуть помолчал и все же добавил: – Родинка была…

– Над губой слева?! – не удержавшись, ахнул еще один из слышавших. – Как у моей?

– Не-е…

– На щеке! Ближе к уху, – почему-то уверенно заявил Данила. Теперь он не сомневался, что это была именно его мать.

– Да, – шепотом отозвался парень.

– Ты где ее схоронил?

– Пойдем покажу…

Сидя у холмика, Данила думал, что немного погодя холмик затопчут кони и люди, и останется мать только в его памяти… Он вдруг повернулся к Микуле:

– А мы с тобой теперь братья. Здесь и моя, и твоя мать.

Тот сокрушенно помотал головой:

– Да нет, моя сразу погибла, я видел. Просто надеялся, что жива… А когда твою увидел, то подумал, вдруг это она?

– Все равно братья! – твердо заявил Данила. Микула согласился:

– Все мы братья, кто Казань брал. Навеки поганые нас запомнят, с землей бы сровнять их логово, чтоб больше не налезали на наши города, не сиротили людей русских!

Страшным уроком стала Казань для всех: и тех, кто ее защищал, и тех, кто ее брал. Русские доказали, что они не беззащитны, что нельзя год за годом безнаказанно убивать людей, уводить в плен женщин и детей, грабить города. Русский кулак медленно замахивается, но бьет больно, казанцы это запомнили.

Жестокий штурм и бои на улицах города точно разом выплеснули всю злость и тех и других. И хотя потом еще несколько лет продолжались мелкие стычки, но главное решилось тогда – со взятием Казани! Резня словно примирила вековую вражду, хотя славяне долго помнили вековые обиды и беды, но приняли раскаявшихся, признали крестившихся своими, если не братьями, до этого было пока далеко, но соседями. Русская душа широка и способна прощать, она будет болеть по потерям, скорбеть по погибшим, но укора на раскаявшегося виноватого не держит. Приди с добром – добро в ответ получишь, живи мирно – никогда не узнаешь силу русского меча и страсть русской ярости. А не хочешь, так получи, что заслужил! Прав князь Александр Невский, сказавший: «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!»

На обратном пути царю принесли замечательную весть – царица родила наследника! Иван поторопился в Москву. Царевича назвали Дмитрием в честь Дмитрия Донского, потому как победа над Казанью для Руси была сродни победе, одержанной князем Донским на Куликовом поле.

К поверженным казанским правителем Иван отнесся вполне миролюбиво, маленький царевич Утемиш-Гирей был крещен в Чудовом монастыре и назван Александром. Его Иван даже забрал к себе на воспитание, хорошо помня самого себя, оставленного малолетним на царстве. Но и казанского царя Едигера тоже не погубили, тот вызвался креститься сам, был наречен Симеоном. Ему оставили царский титул, дали в почет ближнего боярина, чиновников, множество слуг и даже женили на дочери знатного сановника. Иван очень хотел показать, что не держит зла на побежденных. Множество казанских князей также крестилось в Москве и перешло на службу к русскому царю.