Суши для начинающих - Мэриан Кайз

К третьему свиданию они оба признали, что влюблены всерьез.

На четвертом Оливер решил свозить ее в Перли, познакомить с родителями. Лизе показалось, что это важный знак, но все с самого начала пошло наперекосяк. Отрезвление началось еще в машине по пути туда, когда после получаса беспечной беседы Оливер проронил:

– Не знаю, успеет ли отец вернуться с работы к нашему приезду.

– А кем он работает? – спросила Лиза. Этого вопроса она еще не задавала, не считая его важным.

– Он – врач.

Врач? Доктор по уличной гигиене – иными словами, подметает улицы?

– Он терапевт.

От шока Лиза онемела. Она-то все это время с покровительственным снисхождением думала, что Оливер из простых, а он, выходит, самый что ни на есть средний класс, а из простых-то она сама! И, значит, знакомить его со своими родителями ей теперь не придется.

Весь остаток пути она только надеялась и уповала, чтобы, несмотря на отца-доктора, семья Оливера оказалась бедна. Но когда машина подъехала к большому просторному дому с тюдоровскими наличниками на окнах, австрийскими шторами от Лоры Эшли и обилием изящных безделушек на подоконниках, стало ясно: родители Оливера люди далеко не бедные.

Она представляла себе мать Оливера пышнобедрой добродушной теткой в тупоносых лодочках, которая пьет по утрам томатный сок и пискляво смеется. А вместо того дверь открыла настоящая королева – правда, темнокожая, но с величественной осанкой, шапкой вьющихся волос, в строгом костюме, элегантная и изящная.

– Рада познакомиться с вами, милая. Произношение у нее было безупречное, и Лизина самооценка упала еще ниже.

– Здравствуйте, миссис Ливингстон.

– Зовите меня Ритой. Да входите же! Муж задержался на работе, но скоро должен быть.

Они вошли в хорошо обставленную гостиную, и, когда Лиза увидела, что на мягкой мебели нет чехлов, она была потрясена.

– Чаю? – предложила Рита, поглаживая золотистого Лабрадора, положившего голову хозяйке на колени. – «Лапсанг Сушонг» или «Эрл Грей»?

– Все равно, – пробормотала Лиза. Чем ей плох обычный черный чай? – Я такого не ожидала, – не удержавшись, шепнула она Оливеру, когда они остались одни.

– А чего ты ожидала? Что мы едим рис с бобами, пьем ром, – с карибским выговором протянул он, – и пляшем на крыльце под тамтамы? Нет, милая, мы – британцы!

– Или, как мне говорили, – вступила Рита, войдя с подносом домашнего печенья, – шоколадки. «Баунти».

– Почему? – удивилась Лиза.

– Черные снаружи, белые внутри. – Рита ослепительно улыбнулась. – Так нас называют мои родственники. Но это дела не меняет, потому что белые соседи тоже нас ненавидят! Ведь цена их дома снизилась на десять процентов, после того как рядом поселились мы.

И тут, совершенно вразрез со всей ее царственной элегантностью, она тоненько захихикала. В точности как и представляла себе Лиза. Лиза почувствовала облегчение. Если их ненавидят соседи, значит, все не так уж страшно. У нее все-таки есть шанс.

На пятом свидании Оливер и Лиза заговорили о том, чтобы жить вместе, и продолжили этот разговор на шестом. Седьмая встреча представляла собой несколько челночных рейсов из Бэттерси в Вест-Хэмпстед и обратно, ибо обширный Лизин гардероб за один раз в машину не поместился.

– Надо бы тебе отдать часть своих вещей кому-нибудь, солнце, – озабоченно сказал Оливер. – А то нам придется покупать новую квартиру, побольше.

Возможно, как потом поняла Лиза, и тогда уже были некие признаки того, что все идет не совсем так, как положено. Но тогда она ничего не замечала. Она чувствовала, что Оливер понимает и принимает ее, со всем ее честолюбием, энергией и страхами. Ей казалось, они оба из одного теста: молодые, талантливые, честолюбивые, успешные наперекор всему.

Вскоре после того, как они стали жить вместе, Лиза перешла заместителем главного редактора в «Фамм». Ее переход совпал с бешеным взлетом популярности Оливера. Чисто по-человечески он не пользовался всеобщей любовью (многие считали его слишком неудобным в общении), но глянцевые журналы вдруг стали драться за право сделать ему заказ. Оливер успешно сотрудничал со всеми, пока Лили Хедли-Смит не пообещала поместить его фотографию на обложку рождественского номера «Панаш». И не выполнила своего обещания.

– Она не сдержала слова. Для «Панаш» и Лили Хедли-Смит я больше работать не стану, – заявил Оливер.

– Пока не попросят, – рассмеялась Лиза.

– Нет, – серьезно возразил он. – Не буду никогда.

И не стал даже после того, как Лили лично послала ему в знак извинения щенка ирландского волкодава. Лиза восхищалась Оливером. Такая сила воли, такие принципы…

Но это было до того, как ей пришлось испытать его принципиальность на себе.

Эшлин воскресенье тоже не порадовало.

Проснулась она в предвкушении звонка от Маркуса Валентайна. Снедаемая любопытством и нетерпением, чувствовала себя радостно готовой – к встрече, к флирту, комплиментам.

Утро прошло в ожидании. Но день шел своим чередом, а телефон не звонил, и ее приподнятое настроение мало-помалу сменилось огорчением, а потом и раздражением. Чтобы убить время и дать выход энергии, Эшлин занялась уборкой.

Маркус, разумеется, не сказал, когда именно позвонит. И злило Эшлин не столько его вероломство, сколько ощущение упущенной возможности. При том, что она не могла сказать, что Маркус ей нравится, но совершенно очевидно, что он мог бы ей понравиться. И она собиралась предстать перед ним во всеоружии. Эшлин твердо настроилась на свидание, но все оказалось впустую.

«Одумайся, – твердила она себе, остервенело чистя ванну. – Ты это проходила. Уже ждала, пока кто-то позвонит. И поделом мне. Такая пошлость – влюбиться в актера».

Как жалела она теперь, что не позвонила ему сама, когда представился случай. А теперь уже поздно, потому что листок с его телефоном куда-то задевала. Вряд ли выбросила – это запомнилось бы, потому что тогда она казалась бы себе жестокой. Но, порывшись в карманах и ящиках туалетного столика, Эшлин не нашла ничего, кроме рецептов на снотворное и купона на распродажу компьютеров.

Нет, лучше уж наводить порядок дальше. Однако после мытья камеры микроволновки для поднятия тонуса Эшлин решила заглянуть в будущее. Карты ничего хорошего не сулили, поэтому она малодушно достала набор для гадания, который пылился в забвении с момента разрыва с Фелимом.

Набор состоял из шести свечей с надписями: «Любовь», «Дружба», «Удача», «Деньги», «Покой» и «Успех» – и, соответственно, шести коробков спичек. На «Дружбу», «Деньги» и «Успех» Эшлин не гадала ни разу, «Покой» и «Удача» чуть уменьшились в размерах, зато от свечки с надписью «Любовь» остался лишь крохотный огарок. Эшлин благоговейно зажгла ее последней в коробке спичкой, и свеча весело горела десять минут, пока не кончился воск, а потом замигала и потухла.