Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти - Энтони Гилберт

– Да. У него было кое-что касательно дела Россов. Он сказал, что пойдет с этим в полицию, а потом подписал себе смертный приговор, выбросив из головы, что есть еще люди на свете, которые дорожат своей жизнью, и не предпринял ничего им в помощь.

– И вы всерьез полагаете, что это могло бы помочь миссис Росс?

– Ну, если не помочь, то хотя бы зародить толику сомнения, которая составляет всю разницу между веревкой и оправданием.

На беду, сержант Фишер придерживался другой точки зрения. Он принялся вынюхивать-выспрашивать, нашел сломанные кусты за окном библиотеки, рассудил, что веточка, которая валялась внутри, по слому соответствует ветке снаружи. В общем, вел себя, как терьер, счастливый тем, что ему выпало разрыть кроличью нору.

Между тем и меня не оставляли в покое. Вечером после дознания по поводу смерти Райта ко мне явился репортер из «Газетт». Сказал, ему известно о том, что покойный заходил ко мне за день до смерти. Что и говорить, разве могла пресса пройти мимо такой истории!

Само собой, я решил попытаться выжать из этой ситуации все, что можно. Время уходило, меня все больше беспокоило положение миссис Росс; подобно злополучному шекспировскому герою, я бегал туда и сюда, «пред кем шута ни корчил площадного»[6], по выражению классика, но по существу дела не добился почти ничего.

Я согласился дать интервью, подтвердил, что встречался с покойным перед его смертью, и пересказал ту историю, которую к тому времени повторял так часто, что сам уже начал в нее верить. Репортер, будучи завзятым профессионалом, в один момент понял, какой эффектный получится заголовок. Дело Россов еще было у всех на устах; большинство верило, что Виола Росс виновна, но имелось и некоторое число сомневающихся плюс, кроме того, обычный процент тех, кто принципиально был против смертной казни независимо от тяжести преступления.

– А кто был этот ночной гость? Никому не известно?

– Нет. Надо отметить, что он не выступил во время процесса, не назвал себя. Это важно.

– Возможно, боялся, что его втянут в дело.

– Значит, у него совесть нечиста. И действительно, кто же убивает забавы ради?

Я видел, как сверкают энтузиазмом его глаза.

– А кому было выгодно убрать с дороги бедного старикана, кроме его жены? Его сыну?

– Против сына нет никаких улик, по крайней мере пока.

– Любопытно, чем он занимался в ту ночь, когда убивали его предка?

Я пожал плечами, чтобы показать, что меня это не касается.

– А полиция с ним разобралась? – не унимался репортер.

– Кажется, его расспрашивали насчет возможных врагов отца.

– А ведь он, помнится, в тот момент не поддерживал с отцом никаких отношений. Так-так-так. Отношения можно не поддерживать, это не мешает желанию убить.

– А вы в курсе, что существует закон о клевете? – сухо поинтересовался я.

– Мой редактор наверняка в курсе.

Я не стал спрашивать, какие у него планы. Проводил его к двери и позвонил Круку.

– Хм, – характерным для него образом отреагировал Крук. – Кто там был тот парень, которому ничто в жизни так не пристало, как уход из нее? Один из Стюартов, верно? Ну хоть в чем-то наш друг Райт совпал с особами королевской крови! Впрочем, с дневником его вышла незадача. Там могло что-нибудь быть. Вот что, – прибавив строгости в голос, сказал он, – сделай одолжение, несколько дней держись от всего этого подальше. Отправляйся пострелять уток, запрись у себя, напейся, предайся разврату, только, Христа милосердного ради, дай мне управиться с этим самому.

На сем мы расстались. Про репортера я Круку ничего не сказал. По мне, чем больше народу станет мутить воду, тем лучше. У меня улика за уликой, последовательно складывалось обвинение против Росса.

И что же? На следующий день самым неожиданным образом юный Росс собственной персоной явился в Марстон ко мне, взбудораженный, озабоченный, перепуганный, и пуще всего, – по крайней мере внешне, – сердитый.

– Послушайте, – вскричал он, – это вы послали ко мне этого репортера?

– Нет, конечно. Этот писака, кажется, думает, что ему по силам распутать любую тайну.

– К смерти Райта я не имею ни малейшего отношения.

– Ну и я тоже, если на то пошло.

– Он приходил к вам за день до смерти.

– Ну и что?

– Ничего. Просто я хочу знать: зачем вы мне лгали?

– Лгал?!

– Да. Не лукавьте. Это уже не поможет. Зачем вы сказали мне, будто, по словам Райта, ночной визитер вышел из дому в одиннадцать тридцать, когда прекрасно знали, что он видел человека, который пытался войти в дом в пол-одиннадцатого? Да, уж репортеру-то вы сказали правду… – Он оборвал себя на полуслове.

Я внимательно на него смотрел.

– Значит, вы там были, – пробормотал я и тут же понял, что сглупил.

Гарри вскочил на ноги:

– Вы хитрите со мной, и я хочу знать почему! Вы на все готовы, только бы оправдать Виолу! Это просто какая-то мания! Похоже, вам непереносима мысль, что вы можете провалиться.

– Почему вы не сказали, – спокойно спросил я, – что той ночью пытались войти в дом отца?

– Вы что, дурак? Не понимаете, что подумают люди, если я это скажу?

– Что вы виновны.

– Вот именно. А это не так!

– Вы признались репортеру, что были там?

– Конечно, нет. Сказал: знать ничего не знаю. Это самая лучшая политика.

Я промолчал, и он продолжил свою тираду:

– Послушайте, давайте расставим точки над «i». Я понял, вам все равно, кого повесят, только бы не вашу протеже. Верно? Да, хуже случая гордыни я еще не встречал. Не побоюсь сказать, что вам наплевать, даже если она в самом деле убила отца.

– Мы теряем время, – холодно сказал я.

– Что вы имеете в виду? У вас тут что, кто-то спрятан за шторами? Полиция? Ну, говорите!

– Что за вздор! Перестаньте разыгрывать мелодраму. Откуда мне было знать, что вы явитесь?

– Но сейчас вы пойдете в полицию, так?

– Не знаю, куда я пойду, – честно ответил я. – Вы правы, моя задача – оправдать миссис Росс, но это не значит, что я хочу, чтобы ее место занял человек невиновный. Скажите мне только одно: вы согласны, что кто-то убил вашего отца?

– То был не я! – в голос вскричал он.

– Никто и не говорит, что вы. Однако…

– Если вы так не думаете, – перебил он меня, – почему такое значение придаете тому факту, что я, так уж случилось, оказался в ту ночь на отцовском пороге? Сказал же вам этот тип, Райт, что я не смог войти в дом.