Вкус убийства - Анна Малышева

– Что, так плохо? Его избили?

– Да нет же, нет… – Та прислушалась, глотая слезы. – Дети еле улеглись, я боюсь, что они опять его увидят… У него бровь рассечена, и столько крови… Когда он вошел. Катя прямо остолбенела.

Из ванной послышался глухой стук, словно что-то уронили в раковину. Потом зашумела вода. И через минуту в комнату вошел Славка.

Таня ожидала увидеть нечто неприглядное, но это зрелище ее просто потрясло. Ей показалось, что левая щека у Славки обуглена, и такие же коричневые пятна были на шее, на груди, на животе… Перед глазами на миг мелькнуло то, что ей показали, отогнув клеенку и заставив опознавать. Яснее всего она тогда увидела оскал желтых обнаженных зубов. Потому что губ, и при жизни тонких, у ее мужа больше не было.

Таня молча опустилась на диван, вслепую нащупывая под собой подушку. Но Лариса гневно обернулась к мужу:

– Да ты с ума сошел?

– Пузырек опрокинул. – Тот брезгливо оттянул прилипшую к груди мокрую рубашку. – Ларка, там вся раковина желтая.

– Урод! – Лариса выскочила из комнаты.

Таня понемногу приходила в себя. До нее уже дошло, что полученные деверем травмы не так ужасны. Все эти страшные коричневые пятна происходили всего-навсего от пролитого йода. Славка жмурился, осторожно вытирая глаза:

– Как это я… Правда уродство. Привет, Татка. – Он сел рядом с ней на диван. – На самом деле у меня бровь рассечена.

– Надо скобки наложить. – Таня вгляделась в его лоб. – Ты попал в аварию?

– Если это была авария. – Славка прижимал к брови скомканное махровое полотенце. На нем уже проступали пятна от крови и йода. – Татка, отодвинься, я тебя запачкаю.

Он говорил медленно и тихо, и Таня подумала, что при такой ране он должен был потерять много крови.

– Она вызвала «скорую»?

Славка глянул на нее заплывшим глазом:

– Незачем.

– Но ты кровью истечешь! А вдруг инфекция попала? – Таня осторожно отняла у него мокрое, набухшее полотенце. – Эта тряпка, может, грязная О чем думает твоя Лариса?

Теперь она видела, что довольно глубокая резаная рана прошла наискосок почти через весь лоб, задела левую бровь и спустилась к виску, почти до щеки.

Края раны почернели от йода. Таня бросила на пол полотенце:

– Где у вас бинты? И где телефон? Я вызову «скорую», так нельзя оставлять.

Славка неожиданно сильно перехватил ее руку и сжал так, что Таня охнула.

– Не надо «скорую», обойдусь!

– Да чего ты боишься?

Таня раздраженно выкрикнула эти слова и замерла. Они снова напомнили ей что-то. Но на этот раз она вспомнила что. Точнее, кого.

– Кого ты боишься, Славка? – тихо спросила она. – Ведь не врачей? Это была авария?

– Это был нож, – еле слышно ответил он. – Не говори Ларисе.

В ванной наконец прекратился шум воды. И тогда в квартире стало совсем тихо. Таня смотрела в изуродованное лицо, так похожее на лицо мужа. Смотрела так, будто ей приказали опознать Славку. Но узнать его она не могла.

Ближе к часу ночи дети наконец уснули. Собственно, мальчик спал уже давно. Но Катя никак не могла забыть окровавленное лицо отца. Она поминутно вскакивала и стремилась выйти из комнаты, стучалась в дверь. Снаружи дверь была заперта на крючок. Таня увидела это и удивилась:

– Вы запираете детей? А как же они в туалет ходят?

– Ничего, попросятся. – Славка умудрялся курить даже в то время, как жена делала ему перевязку. – Ты пойми, у нас смежные комнаты, мы тут спим. А если они что-то увидят?

Лариса только вздохнула:

– Что они увидят-то… Как будто это часто бывает!

– Ларка, давай не при посторонних!

Сколько раз Таня видела их вместе, столько они и ссорились. Это были не те темпераментные скандалы, которые закатывали Ксения с Алешей. Здесь людей соединяло нечто более крепкое, чем любовь, глубокая, глухая, какая-то ненасытная неприязнь друг к другу. Таня удивлялась, глядя на них: если так жить, то зачем держаться друг за друга? А они держались. Хлопотали, занимали денег, чтобы как-то сохранять и поддерживать свою странную семью.

Наконец Лариса закончила перевязку и устало опустилась на диван. У нее было измученное, изжелта-бледное лицо, синеватые тени под глазами.

Нервная, истощенная, остроносая, сейчас она выглядела как живой труп. Славка, пожалуй, даже лучше смотрелся. Лариса забинтовала ему полголовы, и на виду остался только один глаз. Этим глазом он подмигнул Тане:

– Не расстраивайся. На мне быстро заживет.

– Ты останешься у нас ночевать? – замороченно спросила у нее Лариса. – Я постелю тебе с детьми, там есть кресло-кровать.

– Лучше я поеду домой.

Таня не понимала, ради чего ее позвали. В первый момент, увидев Славку в крови, она об этом не задумывалась. Но теперь, когда повязка была наложена, дети уснули и Лариса собиралась стелить постели, это снова сделалось непонятным.

Славка встал:

– Татка, пойдем на кухню, на пару слов.

Они вышли. За ними плотно закрылась дверь в комнату, и тут же послышались громкие всхлипывания. Таня замерла, испуганно взглянула на деверя. Тот молча втащил ее в кухню и тоже прикрыл дверь.

– Не обращай внимания, – почти грубо сказал он. – Наплачется и уснет.

– Это не из-за меня… – робко начала Таня, но он ее оборвал:

– Не воображай, что она ревнует. Она меня ненавидит, вот и все.

Он выбрал наименее расшатанную табуретку и усадил гостью. Сам уселся на скрипучий, древний венский стул, неровно выкрашенный голубой краской. Что-то подобное Таня видела в далеком детстве, у дедушки на даче. Да и весь уклад жизни в этой семье был какой-то дачный, очень непостоянный. Казалось, сменится время года и они, как перелетные птицы, подхватят барахлишко и перелетят в другое место, более теплое.

– Славка, так тебя ударили ножом? – Таня задала самый главный вопрос, который ее мучил. – Кто?

– Какой-то тип. – Славка достал сигареты и открыл форточку. – Да я его толком и не разглядел.

– Аварии не было вообще? Что ты сказал Ларисе?

– Сказал, что на дороге было столкновение и в меня попал осколок стекла.

– Думаешь, она поверила?

Он только отмахнулся:

– Да мне все равно, поверила или нет. Это уже не важно. Завтра она увидит целую машину, закатит сцену… – Он вдруг осекся и добавил уже тише:

– Или уже не закатит. Черт ее знает.