"Батарея, огонь!". На самоходках против "тигров" - Василий Крысов

— Всем выйти из погреба.

Первым вышел старик. Следом вылезла наверх бабка. Обрадованные встречей со своими, они рассказали, что под конец дня возле моста партизаны напали на немецкую колонну, оттуда около часа был слышен сильный бой, потом немцы били из пушек и совсем недавно разгуливали по селу, потому старики и упрятались.

— Есть сейчас немцы в селе? — спросил тихо у деда.

— Трудно сказать, может, и есть.

Нужно было выяснить, здесь ли еще немцы. Дед согласился провести сержанта с двумя автоматчиками садами и огородами, и все четверо исчезли в ночной темноте. Я вернулся к самоходке. Ждали мы возвращения группы целых сорок минут, каждую секунду готовые броситься на выручку. Но все обошлось, немцы покинули село.

Поблагодарив деда за помощь, мы тем же маршрутом вернулись в Жидовцы.

Разведдозору Фомичева повезло больше. В лощине возле Лозовика самоходка почти лоб в лоб столкнулась с немецкой колонной из трех грузовиков и одной легковой машины. Немцы первыми заметили грозящую опасность, бросили машины и убежали в село. Фомичев, приблизившись к брошенной колонне, приказал заряжающему Ване Черевскому прострелить автоматом шины всех машин, и самоходка на большой скорости пошла к селу. А в Лозовике уже царила паника, там находились какие-то тыловые подразделения. Наши подскочили к небольшому мосту через Унаву как раз, когда немцы рванулись из села. В паническом бегстве с моста сорвался в реку штабной автобус, русло оказалось заиленным, и шофер, не справившись, бросил машину. Фомичевцы изъяли из салона автобуса карты, документы, ордена, радиостанцию, пишущую машинку, меховую доху и большой запас деликатесных продуктов. Выяснив у жителей сведения о немцах в близлежащих селах, разведчики вернулись в Жидовцы минут через пятнадцать после нас.

Не успели поесть — то ли поужинать, то ли позавтракать, как к школе подошли три грузовика. Мотострелковый батальон по приказу командира 70-й мехбригады Сиянина, погрузившись на машины, отбыл в Фастов.

Погорельченко не удалось связаться со штабом полка, и батарея за час до рассвета двинулась на Попельню. Шли мы по грунтовой дороге, через густой хвойный лес. Нависавшие над башнями увесистые лапы елей и сосен сплошным плотным шатром закрывали небо, лишь изредка позволяя увидеть облака и проблески звезд. В кромешной темноте двигались медленно, включив задние красные фонари, чтобы избежать наездов. Соблюдали осторожность — без десанта, ночью да еще в лесу была реальна опасность столкнуться с истребителями танков, они и в дневное-то время, не только ночью, на такой лесистой местности представляли для нас большую угрозу. Периодически делали остановки и прислушивались. Иногда доносились приглушенные шумом леса пулеметные очереди и разрывы снарядов.

Моя самоходка, на которой имелся трофейный пулемет, шла в голове колонны, за нами — комбатовская. Примерно на половине маршрута мне показалось, что впереди кто-то движется. Не стал терять время на доклад комбату:

— Виктор, включи полные фары, — скомандовал Счетникову.

Это оказалась колонна двуколок, но из-за большого расстояния трудно было определить, чья она.

— Виктор, догнать повозки! Вася, пулемет к бою! — приказал экипажу, и самоходка с полным светом помчалась на сближение, ослепляя обозников.

— Товарищ лейтенант, это же немцы! — крикнул по переговорному устройству Счетников.

— Вижу! Обойди их слева и остановись! — приказал механику, а сам доложил ситуацию комбату.

Остальные самоходки тоже с включенными фарами подошли к повозкам и остановились по обе стороны. Это был обоз тыловиков. Солдаты, по нашим тогдашним понятиям, все старые, хотя, наверное, не было ни одного старше сорока. Везли они всякое хозяйственное барахло и чистое нательное белье, которое мы тут же конфисковали, будет нам смена, а то давно уже не меняли. Пленные дрожали, вероятно, больше от страха, чем от холода. В предрассветной полумгле их лица казались темно-синими, глаза — большими и неподвижными. Мы с Погорельченко растолковали им, что ехать надо за первой самоходкой и если хотя бы один попытается бежать, то будут расстреляны все.

— В случае боя ты знаешь, как поступить, так что пулемет и гранаты держи наготове, — сказал мне комбат, и мы продолжили движение по маршруту.

Уже рассвело, но колонна, имея в составе шесть двуконных повозок, по-прежнему шла на малой скорости. Двуколки мелкой рысью тащила дюжина откормленных коней, подпираемая комбатовской самоходкой, на облучках, понурив головы, сидели одиннадцать пленных солдат, боязливо посматривали на пулемет, ствол его недвусмысленно был направлен прямо на обоз. У переезда наткнулись на место боя, валялись десятки трупов немцев. Наши пленные встрепенулись, но бежать все-таки побоялись, хотя лес подступал вплотную к дороге.

Впереди справа, в районе Попельни, слышался бой с несмолкающими автоматными и пулеметными очередями. У первых же домов нас встретил замначштаба старший лейтенант Архипов и показал позиции батареи. Пока экипажи расставляли самоходки, Архипов успел рассказать, что главные силы противника были разбиты еще ночью передовым отрядом во главе с комбригом Лупповым, истреблено до батальона пехоты, взято 60 пленных, сейчас подошедшая бригада уничтожает последние очаги сопротивления. В поселке оказались большие склады с продовольствием, боеприпасами и ГСМ, захвачено много тракторов, повозок, лошадей и набитый марками сейф, да еще на позициях немцев полно брошенного оружия и боеприпасов.

Мы тоже сдали пленных и трофейный обоз на сборный пункт и немедленно приступили к оборудованию окопов для самоходок.

В течение всего дня полк окапывался и маскировался. Наши экипажи делали это с особой тщательностью, так как позиция батареи — на перекрестке двух основных дорог, оказалась на направлении предполагаемого главного удара противника.

Командованию полка требовались срочные и точные данные о противнике. По слухам, исходящим от местных жителей, к Попельне двигалась танковая дивизия, нужно было проверить данные. Начразведки Солдатов организовал поиск и разведку с вылазками за нейтральную зону и в расположение войск противника. В выполнении тяжелой задачи, пожалуй, главную роль играли сыны полка — тринадцатилетние Рема Чугунов и Митя Медин. У обоих была нелегкая судьба. О горькой судьбе Ремы уже говорилось, у Мити она сложилась не легче.

Родился он в городе Артемовске в Донбассе. Когда ему исполнилось два года, умерла мать, и до самой войны ему пришлось жить с мачехой, не очень-то дарившей пасынка материнской лаской. Началась война, отец ушел воевать на Балтийский флот и вскоре погиб. Мите стало совсем плохо, а тут еще пришли немцы, оккупировали город. И тогда Митя решил перейти линию фронта. Как ему это удалось?! Пристал он к первой попавшейся части Красной Армии, откуда его направили в Ростовское артиллерийское училище, оно тогда находилось в Перми. В училище Митя служил воспитанником во взводе музыкантов, играл на трубе, и сдружился с двумя офицерами-танкистами — Статновым и Погорельченко, которые проходили в училище переподготовку на самоходчиков. Когда им пришло время отбывать на фронт, Митя заявил, что не останется в училище, поедет с ними. Как его ни отговаривали, пугая фронтовыми трудностями, ранениями, смертью, он твердил одно: