Моя прекрасная принцесса - Ванесса Келли

— Боже милостивый! — слабым голосом произнесла Элизабет.

Чарлз и раньше знал, что положение сложное, но даже Гриффин Стил не сможет уберечь сестру, ведь впереди годы и годы.

— Значит, для Джиллиан возврата на Сицилию нет?

— Да, но она не понимает этого, — мягко сказала ее мать. — Все еще не понимает. Я надеюсь, вам удастся убедить ее, потому что мы с ее бабушкой потерпели неудачу. Может быть, это и не бросается в глаза, но она уважает вас.

В этом Чарлз очень сомневался, но разве у него был выбор?

— Отвращение Джиллиан к людям, остановившим нас сегодня, вполне понятно, учитывая ее историю. Но я все-таки не понимаю, почему она так настроена вернуть украденное. Должна же она осознавать, что это практически невозможно.

— Этот медальон подарил ей на день рождения отчим незадолго до того, как его убили. Это его последний подарок.

— Бедная девочка, — вздохнула Элизабет. — Но кажется, она еще более огорчена от потери ваших драгоценностей, верно?

Контесса кивнула.

— Муж подарил мне такой же медальон и еще несколько довольно ценных украшений. Я очень сожалею об утрате, но не могу допустить, чтобы кто-нибудь рисковал своей жизнью, стремясь вернуть их. Мне не нужны драгоценности, чтобы помнить о муже или о том, что я потеряла.

— Вы объяснили это дочери? — спросил Чарлз.

— Потратила на это весь последний час, — сказала леди Джулия. — Однако дочь не верит мне.

— Да почему же? — ахнула Элизабет.

— Потому что считает, что в огромном долгу передо мной. Помимо всего прочего Джиллиан винит в трагической гибели моего мужа себя.

Чарлз нахмурился.

— Но в то время она была еще совсем ребенком.

— Однако ребенком значительно старше своего возраста, — отозвалась контесса. — Джиллиан выросла в имении мужа. Мы часто уезжали ко двору, в Палермо, а она оставалась: предпочитала деревню, потому что там редко становилась мишенью для сплетен. — Она поморщилась. — И еще, Джиллиан таким образом избегала моего отца, который относился к ней вовсе не с той добротой, с какой следовало бы. Мы с мужем считали, что для Джиллиан гораздо лучше проводить больше времени там, где она счастлива и чувствует себя в безопасности.

«И где ей, конечно же, позволяли вести жизнь дикарки», — добавил про себя Чарлз.

Однако он знал, что заговаривать об этом бессмысленно.

— Я все же не понимаю, почему она считает себя ответственной за убийство вашего мужа.

— Джиллиан настаивала, чтобы он сделал что-нибудь с бандитами, — объяснила контесса. — Сицилийские банды опасны и безжалостны. Они терроризируют всю округу и превращают жизнь местных крестьян в мучение. Джиллиан каждый день видела этих нищих бедолаг и прониклась к ним большим сочувствием. Она хотела помочь им.

— Боже, до чего она необычная девушка! — заявила Элизабет.

— У моей дочери добрая душа, — с гордостью отозвалась контесса. — Муж постоянно поощрял ее врожденное чувство сострадания. Частично ради Джиллиан он и взялся за невыполнимую задачу избавить округу от этого бедствия. Как и она, мой муж верил, что это правильное решение.

— И тогда его убили… — с сочувствием произнес Чарлз.

— Да. На него и его телохранителей устроили засаду, когда они возвращались от соседа-землевладельца. Моего мужа и всех его людей убили.

— До чего это трагично, — пробормотала Элизабет.

Контесса кивнула.

— Джиллиан это просто сокрушило. Да еще чувство вины. Она решила, что, если бы держала язык за зубами, с отчимом ничего бы не случилось. Но это не так, ведь мой Марио был человеком благородным и справедливым, делал то, что считал нужным.

— Но вы ведь объяснили это дочери? — спросил Чарлз.

— Мне, разумеется, следовало это сделать, но тогда я не могла. Узнав о гибели мужа, я тяжело заболела. Моя мать ухаживала за мной, а Джиллиан в самый сложный период жизни оказалась предоставлена самой себе. И еще ей пришлось положиться на милость моего отца, который, как я уже сказала, не был к ней расположен.

Чарлз с трудом подавил вспыхнувший гнев.

— Надеюсь, он хотя бы не обижал ее физически?

Контесса даже вздрогнула.

— О нет! Он никогда не поднимал на нее руку. Но его нельзя назвать человеком добрым или ласковым. Он болезненно переносил позор, который навлекло на нашу семью рождение Джиллиан. — Она вздохнула. — Как будто это она виновата, а не я. К несчастью, у меня никогда не хватало мужества противостоять отцу. Я стыжусь своей трусости.

— Чушь, — отрезал Чарлз. — Вы отказались подчиниться ему, никому не отдав Джиллиан. Это храбрый поступок.

— О, молодчина, братец, — одобрила Элизабет.

Он пожал плечами. Они знали, какой урон может нанести отец.

Контесса с благодарностью улыбнулась герцогу.

— Мне повезло, потому что мать поддерживала меня, но Джиллиан всегда болезненно осознавала, на какие жертвы мне пришлось пойти, чтобы оставить ее у себя, как она выражается. Моя дочь считает себя обязанной мне за то, что я от нее не отказалась. Иногда мне кажется, что я совершила ошибку. Возможно, девочка была бы куда счастливее, если бы ее вырастила любящая семья, ведущая простой образ жизни где-нибудь в деревне. А вместо этого ей приходится разрываться между двумя мирами, толком не принятой ни в одном из них.

— Какой смысл об этом думать? — заметил Чарлз. — Джиллиан находится там, где ее место.

«Возле меня».

Он моргнул, испуганный легкостью, с какой эта мысль проскользнула в его сознание. Чарлз заставил себя прогнать ее и сосредоточился на ближайшей задаче — как помочь Джиллиан.

— Я считаю, вы отлично справились с воспитанием дочери, — решительно заявила Элизабет. — Она чудесная девочка.

Контесса просияла.

— Спасибо, дорогая. Я тоже думаю, что она чудесная девочка. Просто хочется, чтобы и другие заметили это.

— Это возвращает нас к сути разговора, — сказал Чарлз. — Что именно вы ждете от меня?

Леди Джулия посмотрела ему в глаза. До него начало доходить, что, несмотря на хрупкое здоровье и тяжелое душевное состояние, она может стать тигрицей, если понадобится защитить дочь.

— Пожалуйста, не ставьте на ней крест, — сказала контесса. — Джиллиан заслуживает счастья.

Как он может отказаться от нее после всего, что только что услышал?

— Даю вам слово, мадам.

Джиллиан положила нож и улыбнулась поварихе Фенфилд-Мэнора.

— Спасибо, миссис Пек. Восхитительные лепешки. Мне не доводилось пробовать такие вкусные.

Вообще-то раньше она никогда не ела лепешек с грецкими орехами и сыром, но эти показались ей настоящей амброзией. Конечно, если не есть со вчерашнего дня, аппетит разыграется со страшной силой, но это жертва, на которую она пошла, чтобы избежать встречи с Левертоном.