Вожделение - Гузель Магдеева

Тоска по Лёше накрыла второй; мы могли бы с ним жить дальше, без Вадима, возможно, я даже рассказала бы ему о себе всю правду.

И потеряла бы, подсказал внутренний голос. Леша был не из тех, кто легко прощает такие обиды.

В любом случае его нет. Вадима ещё не поймали. Рано делить шкуру неубитого медведя.

— Ты подготовился, — заметила я, когда молчание начало тяготить. Запорошенные снегом городские улицы мелькали за окном, мы проехали центр и двигались к спальным районам, в противоположную от моей квартиры сторону. Отсюда можно было сделать крюк и выехать на шоссе, чтобы отправиться к дому Ланских. Но пока мы просто ездили, наворачивая круги.

— Я просчитал несколько возможных вариантов, — пожал он плечами, снова едва заметно поморщившись, точно движения причиняли ему боль. И снова я не задала вопрос, крутившийся на языке. Не хотелось нарушать его личных границ, хотя Максим об этом знал лишь условно. До моих границ ему было глубоко фиолетово.

— Даже самый неудачный расклад?

— Его в первую очередь.

Я поежилась, сказано это было таким тоном, что не оставалось сомнений. В его понимании неудачный, если кто-то умрет, и скорее всего речь шла не о жизни Вадима.

Странный, такой странный он, этот Ланских. Может, я вообще зря так боюсь Вадима и не думаю о том, что со мной может сделать Максим?

Да, мы занимались с ним сексом, и он был нежным и умелым любовником, не душил и не бил (очень странное сравнение, но тем не менее), помогал, впустил к себе в дом. Но почему? Почему он мне помогает? Сколько бы я не билась над этим вопросом, ясности не появлялось.

Решив, что сейчас самое подходящее время, я произнесла:

— Зачем ты это делаешь?

Ланских чуть повернул ко мне голову, только от дороги взгляда не отвел. Из-за снегопада машины передвигались с трудом, и хоть его огромному джипу все было нипочём, но другие участники движения все ещё оставались непредсказуемыми.

— Мы кажется, обсуждали подобный вопрос.

— Ну тогда ответь на него ещё раз.

— В доброго Робин Гуда ты не веришь?

Я хмыкнула.

— Только в Робина — бобина, который скушал сорок человек. И не подавился.

Настала очередь ухмыляться Максиму.

— Так вот как ты меня представляешь? Как прожорливое чудовище?

Я подумала, прежде чем отвечать. Чудовищем я его не видела, на эту роль прочно утвердился Вадим. Вот уж кто мерзавец…

— Нет. Скорее, ты темная лошадка. Меня беспокоит, что я не знаю твоих целей.

— Знаешь, — сказал он. И посмотрел на меня своими темными глазами. Я готова была поклясться, что в глубине зрачков пылает огонь. — Я говорил. Вспомни, — произнес с нажимом, — вспомни, Регина, нашу первую встречу.

И ты все поймёшь.

Я еле заставила себя не отшатнуться от его слов. Вроде сказанных так просто, но с эффектом разорвавшейся бомбы.

— Ты сказал, что хочешь меня, — начала я осторожно. Он кивнул, отворачиваясь.

— Вот видишь, Регина, все очень просто и прозаично.

Но просто не было, не в случае с Максимом.

— Ты не уточнил, хочешь меня в значении секса или что-то большее.

Тихая усмешка, от которой мурашки расползались по телу. Волоски на загривке встали дыбом.

Он ещё ничего не сделал, а я уже испугалась.

— Ты умная девочка, догадайся обо всем сама.

— Ну уж нет, — я яростно замотала головой, — так ты меня не проведешь. Не перекладывай с больной головы на здоровую.

Тень пробежала по его лицу, я подумала, что может сболтнула что-то лишнее или чересчур надавила на него там, где нужно быть деликатнее?

— Если это секс, то почему ты откладывал?..

Я не озвучила до конца вопрос. Дважды у нас был шанс продолжить, но дальше так ничего и не случилось. Я знала и видела, что он меня хочет, но не понимала, почему Ланских не идёт дальше, почему тормозит?

Мы свернули с дороги во двор обычной панельной пятиэтажки, коих здесь была масса. Серые стены, голубые яркие балконы, на снегу мужчина в шапке-петушке выбивал колотушкой ковер. Портал в мое детство, наш двор выглядел так же.

Максим молчал, мы оба смотрели за мужчиной, ритмичный звук пробивался через шумоизоляцию авто, и ничего больше не происходило.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через пять минут мужчина свернул ковер, перекинул его через плечо и побрел в сторону второго подъезда. На снегу остался серый пыльный квадрат и цепочка мужские следов вокруг.

Максим шевельнулся, меняя позу. Его рука теперь лежала на подоконнике совсем близко от моей, мы почти соприкасались локтями, и мне казалось, что даже через его пальто и свою куртку я чувствую его жар.

— Когда его поймают и все закончится, — начала я и замолчала, подбирая слова. Осознание было внезапным, но с каждым мгновением моя уверенность становилась все твёрже, — ты меня не отпустишь?..

Тонкие длинные пальцы сжали мою ладонь, Ланских заставлял меня посмотреть на него. Я вскинула голову, ожидая ответа, хотя зачем говорить, когда вот, все это написано на его лице.

— Регина, Регина, — вздохнул он, но дальше добавить не успел, зазвонил телефон, заставляя вздрогнуть его и меня. На дисплее высветилась фамилия Токтарова, Ланских взял телефон, отвечая на звонок, а я жадно вслушивалась в его разговор, пытаясь разобрать слова.

Подалась вперед, так, что мы оказались почти вплотную друг к другу, и его глаза, темные, пьянящие, опасные, были совсем близко от меня.

Ланских смотрел на меня, не моргая, а я забыла как дышать.

— Мы его упустили, — все, что я смогла разобрать, прежде чем Максим коснулся в лёгком поцелуе моих губ.

«Я тебя никогда не отпущу», — прошептал беззвучно, но я его, конечно, услышала.

Больше всего мне хотелось сейчас взять ее в тиски.

Зажать так сильно, чтобы не было возможности сдвинуться хоть на единый миллиметр в сторону.