Диверсанты Его Величества. "Рука бойцов колоть устала" - Сергей Шкенев

Пока было время, Аракчеев завел разговор о положении дел в войне, ненавязчиво напирая на роль именно военной разведки в наших успехах, но очень прозрачно намекая на провал безопасников, проворонивших поворот Наполеона на север. Знакомо… Мы тоже когда-то недолюбливали армейцев и в докладах вышестоящему начальству пытались перетянуть одеяло на себя.

— Давайте не будем сегодня об этом, Алексей Андреевич, — остановил я как похвальбы, так и ябеды. — Лучше вернемся к нашим баранам.

— Они уже здесь. — Аракчеев засмеялся вполголоса и показал за спину: — Запыхались.

— Вообще-то, имелись в виду не эти.

— Я так и подумал, государь!

Минометы выглядели как настоящие. В том смысле, что очень похожи на те, оставшиеся в далеком будущем. Практически точная копия надкалиберных минометов начала империалистической войны, и, клянусь, я не подсказывал механикам их идею. Мишка Варзин мог, но вряд ли бы он стал заморачиваться подобной мелочью — Михаилу Илларионовичу нужен размах, и на что-то меньшее, чем «катюша», фельдмаршал размениваться не будет. Нет ему дела до несерьезных пукалок. Впрочем, насчет несерьезности вопрос спорный.

Минометчики для удобства работы скинули шинели, оставшись в знакомых до боли телогрейках, и замерли в ожидании команды.

— Начинайте, граф! С Богом!

Аракчеев попросту кивнул артиллерийскому капитану. Отдал право командования специалисту? Правильно делает, между прочим. Если самому пытаться объять необъятное, то немудрено потом оказаться в кресле начальника департамента речных перевозок. Шучу, да…

Глухо хлопают минометы — на десяти шагах звук выстрела не бьет по ушам, и можно надеяться, что обстрел с большого расстояния станет для противника сюрпризом. Мины рвутся погромче, но тоже без особенного грохота. Над загородкой с овцами заклубилась чуть зеленоватая дымка… Жидкость испаряется?

— Теперь ракетчики!

Эти с ручной, точнее, наплечной модификацией ракетомета, зарекомендовавшего себя еще при обстреле эскадры покойного Горацио Нельсона. Огненные стрелы летят с жутким завыванием, но ложатся удивительно точно. Ну конечно же, за столько лет всяческих доработок и усовершенствований можно даже кирпич довести до ума и научить попадать в цель. Но насчет восьми верст дальности Подполянский явно соврал… Если только с нарочным на такое расстояние посылать.

— Евгений Михайлович, каков срок действия вашего вещества?

— Теоретически, государь, через двадцать минут оно вызовет лишь легкое расстройство здоровья, а еще через полчаса станет полностью безвредным. Разлагается под воздействием внешней среды, — пояснил Ипритов.

— Стало быть, смотреть на результаты обстрела можно не ранее часа?

— Так точно! — на военный манер отвечает приват-доцент.

— Хорошо, подождем. — Я махнул казакам конвоя: — Братцы, организуйте чего-нибудь для небольшого перекуса.

В Петербург возвращались затемно. Почти всю дорогу пребывающий в эйфории Аракчеев строил далеко идущие планы, а почти по приезде вдруг предложил:

— А подопытных овец нужно скормить пленным!

— Зачем, Алексей Андреевич?

Министр охотно объяснил:

— Во-первых, их все равно придется куда-то девать.

— Французов?

— Нет, овец. Почти четыре сотни, однако… А во-вторых, необходимо провести дальнейшие научные исследования!

— На предмет?

— На предмет выяснения воздействия вещества на человеческий организм при опосредованном поражении через пищу. Я считаю, не стоит пренебрегать материалами эксперимента. В смысле, наоборот, материалы испытаний послужат последующим экспериментам.

— Весь цивилизованный мир нас проклянет.

— Да и черт с ним, с цивилизованным миром, — легкомысленно отмахнулся Аракчеев. — Зато представьте, государь, как будут выглядеть Лондон или Париж после применения нового оружия.

Меня аж передернуло от отвращения, что не осталось незамеченным. Алексей Андреевич с пониманием улыбнулся:

— В глубине души мне тоже не по себе, государь! Но ведь нас вынуждают… И это на самом деле будет забавно!

— Никакая война не может помешать человеку получать от жизни маленькие радости! — Купец первой гильдии Полуэкт Исидорович Воронихин закончил речь на этой торжественной ноте, а потом достал из кармана огромный клетчатый платок и шумно высморкался, испортив все впечатление. — Прошу прощения, господа, небольшая простуда.

— Так-то оно так, — согласился с предложением хлебопромышленник Бугров, задержавшийся в псковской глуши случайно и тоскующий по оставленным без присмотра в Вологде паровым мельницам. — Но бал есть вещь серьезная, и не хотелось бы оконфузиться перед господами гусарами. После столичных развлечений не покажется ли им наш праздник пошлыми деревенскими посиделками под балалайку?

— Зря вы так, Пантелеймон Викентьевич. — Воронихин вынул еще один платок и промокнул пот со лба. — У нас, конечно, не итальянские кастраты поют, но вполне… Да, вполне! Впрочем, мы не о том говорим. Что во все времена является украшением любого бала?

— Хорошее вино в достаточных количествах? — оживился молчавший доселе судовладелец Поцелуев, и его красное лицо осветилось мечтательной улыбкой.

— Нет, красивые женщины!

— Ну-у-у, это неинтересно.

— Кому как.

— И все же, Полуэкт Исидорович, ваш зять должен принять посильное участие… шампанским там или бургонским… Как, кстати, здоровье поручика?

— Спасибо, Иван Федорович, он уже оправился от ран и вступил добровольцем в действующую армию.

— Как, и сумел пройти переаттестацию? — удивился Поцелуев. — В таком-то возрасте!

— А что? — вмешался Бугров. — Аполлон Фридрихович ненамного старше нас будет, а мы еще те рысаки! Мы еще ничего!

— Нет, переаттестацию не прошел, — немного смущенно признался Воронихин. — Но согласитесь, господа, в нынешние времена и чин временного лейтенанта многого стоит.

Судовладелец едва заметно поморщился, стараясь скрыть досаду на не в меру хвастливого Полуэкта Исидоровича. Нет, в самом деле Воронихин излишне чванится удачным замужеством старшей дочери и дворянским происхождением зятя. Собственно, он наверняка и задумал бал, потому что положил глаз на гусарского командира старшего лейтенанта Нечихаева. Как же, младшенькой на Рождество ровно шестнадцать стукнет, самая пора озаботиться достойной партией. Михаил Касьянович достойнее некуда — молод, пригож собой, в чинах, орденами не обделен, генералом Борчуговым за сына признан, сестру сама государыня в крестницах числит.

И ведь не откажешь — дело задумано патриотичное. В газетах потом распишут, как в окруженном неприятельскими войсками имении Ивана Федоровича Поцелуева не предались унынию, а, напротив, воодушевляли воинов на ратные подвиги. Да, так и напишут! И никуда не денется Полуэкт Исидорович, согласится провести бал здесь — бывшая усадьба князей Мещерских самая большая в уезде, и танцевальная зала поспорит размерами с таковыми же в иных дворцах обеих столиц.