Один день в Древнем мире. Записки путешественника во времени - Дмитрий Демченко

Шло, судя по грустному лицу Фомы, пока не очень. Что забавно, учитывая, что, по моим скромным подсчетам, на три драхмы в Афинах можно было купить литров тридцать вина, двенадцать билетов в театр или овцу. Неплохо для дневной зарплаты, не правда ли? Собственно, даже зарплаты раба на стройке в половину драхмы для жизни, если не ошибаюсь, вполне хватало. И при всем этом найти рабочих Фома не может. Видел бы он современность, где даже для получения работы дворником нужно пройти шесть собеседований, на которых вас спросят о родословной, вплоть до седьмого колена, забросают англоязычными терминами, потребуют рассказать, кем вы видите себя через десять лет, а в итоге назовут клининг-менеджером с дневной зарплатой в одни трусы и салфетку для слез.

Но есть в жизни одно незыблемое правило. Каким бы дном ни казалась текущая ситуация, всегда найдется кто-то, кто постучит снизу. Вот и я хлопнул Фому по плечу и весело сказал, что мне всего-то нужна аудиенция с царем Леонидом и его благословение на кое-какую операцию. Старичок тут же понял, что его дела на моем фоне выглядят просто прекрасно, посидел еще минут десять да удалился, объяснив, что перед сном прогуляется на рынок и попытается поискать еще разок. Мне он сказал, в какой стороне находятся те самые Леонидовы казармы. Есть в тяжелых жизненных ситуациях и хорошая сторона. Приятно подбадривать людей, демонстрируя, что их проблемы по сравнению с твоими – цветочки.

А вот наблюдать, как вместо Фомы за твой стол подсаживаются четыре смуглых человека неопределенной национальности с массивными цепями на шеях, не очень приятно. Но и это мне пришлось испытать. Причем разговор закончился неожиданно. Есть в моих путешествиях забавная закономерность – становлюсь на грань жизни и смерти я обычно в спокойных и безобидных ситуациях. А вот из серьезного разговора с четырьмя лысыми качками в цепях выхожу без царапинки и с надеждой на светлое будущее! Ибо отряд лысоголовых, как оказалось, сидел рядышком и наш с Фомой разговор бессовестным образом подслушивал. По-гречески они говорили со страшным акцентом. Но все же доходчиво донесли, что встречу с царем Леонидом мне легко организуют. Взамен ребята лишь просили купить для них стрелы, дротики и как можно больше любого доступного на рынке оружия. Их лидер объяснил, что резать они никого не собираются. Им достаточно и пары экземпляров для коллекции. Верилось в это, конечно, с большим трудом.

Стоит ли упоминать, что про встречу с царем Леонидом я вообще-то шутил и думал, скорее, о проникновении в казармы и воровстве шокера под покровом ночи? Размышления, само собой, были тяжелей, чем у человека, который, засыпая, смотрит на будильник и видит, что спать ему до работы осталось всего четыре часа. Мало того, что требовалось попасть в казарму воинов, считающих войну смыслом жизни. Так еще и миссией было воровство имущества одного из них. И даже если я каким-то образом обойду охрану, окажись среди спящих хоть один страдающий бессонницей, количество железа в моем организме мгновенно вырастет до критических значений. Так за что предложение банды лысых, при всей его шутливости, я ухватился всерьез. В конце концов, я в Греции, где к мифам, предсказателям и мессиям относятся более чем серьезно. А для современного человека с опытом устной сдачи курсовой работы, написанной за тридцать минут, заболтать жителя древности – раз плюнуть. С Леонидом я разберусь, главное до него добраться.

И на сделку я согласился, уточнив лишь, где находится рынок, где все это можно купить. Забавная, конечно, закономерность. В трех прошлых эпохах у меня не то что денег, но и товаров на обмен не было. И несмотря на это, все сложилось прекрасно. Но как только в кармане появились деньги, сразу же появилась острая нужда их потратить. Наверное, в этом и есть магия денег. Но думать об этом было некогда – передо мной предстала вечерняя Спарта во всей ее красе. Если считать орды бегающих по улице грязных детей в лохмотьях красой. Двигаясь к рынку, на них я насмотрелся вдоволь. И лишился всего хлебушка, захваченного перекусить в дороге. На него дети смотрели, как голодные коты на сало. А взамен от них я получил пинок пониже спины и остался без хлеба, который малолетний член банды вырвал у меня из рук. А потом вся компания убежала с глаз долой.

Винить спартанских детей сложно. Ибо забирали их в казармы с семи лет, погружая в мясорубку военной жизни. Собирали детей в группы, где обучали воинскому ремеслу, спорту и скромности. Причем скромность – неподходящее слово. Носить детям разрешалось одну и ту же одежду летом и зимой, а, когда было холодно, бедняги терлись об крапиву, чтобы согреться. Обувь, само собой, спартанцами тоже не предусматривалась, она мешает закаливанию пяток да и вообще является стереотипом, навязанным корпорациями, производящими пластыри от мозолей. Из хороших новостей: учили молодых спартанцев грамоте и чтению. Ведь несмотря на весь ужас жизни, не стоит забывать, что речь о гражданах, которые являлись меньшинством и фактически аристократией.

С горы больных и немощных, к слову, тоже никто не сбрасывал. Эта история пришла от философа Плутарха, который в сотом году нашей эры рассказал: показавшихся совету руководителей Спарты подозрительными детей сбрасывали с обрыва Апофетам. Якобы родителей никто не спрашивал, и дело было принудительным. Греческие историки любили приукрашивать действительность. На деле все было проще. Практика детоубийства была распространена не только в Спарте, но и в других областях Греции и Рима. Но она распространялась на тяжело больных детей, чтобы они не мучились. Существовало целое сословие так называемых умеренно неполноценных граждан. Они звались гипомейоны. Да, таких ребят не слишком уважали. Но все-таки с горы не сбрасывали. Да и археологи давным-давно изучили ущелья, куда якобы сбрасывали детей, и не нашли там никаких останков.

С такими мыслями я и пришел к скудному на роскошь рынку. На узкой улочке со всех сторон сидели торговцы различной степени потертости, предлагавшие товары различной степени смертоносности. Понятно, почему Фома пошел именно сюда: торговля и ремесло считались для спартанцев недостойными и занимались ими в основном неполноценные граждане Спарты. У них можно было приобрести доспехи, шерстяные накидки, кружки-ложки и прочую утварь. Что бросалось в глаза, так это простота материалов и однообразие товаров. Современный маркетолог повесился бы от безделья на своем галстуке из экологически чистых материалов, купленном за четыре цены. Дело в Ликурге, одном из правителей Спарты, который стал инициатором законов о простоте и порядке в городе и прилегающих к нему территориях.

Он закрепостил илотов и земли неграждан, сделав их собственностью Спарты. Ликург запретил спартанцам заниматься сельским хозяйством и ремеслом. А низшим сословиям, которые это делали, запретил и эксперименты с материалами и формами, заставив делать все товары простыми и одинаковыми. Так и питались спартанцы своей похлебкой, носили одинаковые шерстяные безрукавки и ели из одинаковых тарелок. А еще Ликург запретил спартанцам выезжать за пределы границ. Очень изящный ход, чтобы бедняги не увидели, что даже в те времена можно жить лучше. Сделал Ликург и еще кое-что, прямым образом повлиявшее на мою миссию. Даже больше, чем сворованный детьми рюкзак с компьютером, маячками и всем на свете.

Ликург запретил на территории Спарты золотые и серебряные монеты. И все торговцы, которым я их протягивал, смотрели на деньги с ужасом. Один даже попытался сделать вид, что магазин закрыт, да и вообще он тут просто случайно мимо проходил. Как рассказал мне наиболее адекватный, но все же воровато оглядывающийся по сторонам в поисках стражи продавец посуды, за накопление золота и серебра можно лишиться головы. Деньгами у спартанцев служат железные прутики, похожие на длинные гвозди с расплющенными концами. И подержав один в руке, я понял почему. Весил прутик, любезно продемонстрированный мне торговцем, грамм шестьсот. И по его словам, на него можно было купить разве что маленькую кружечку.