Земля наша велика и обильна... - Юрий Никитин

Белович долго откашливался, а когда заговорил, голосвздрагивал:

– Это слишком… понимаете, слишком! Если вы это всерьез, еслибудете и дальше высказывать… такое, то я просто настаиваю, чтобы мы собралибюро партии.

Лукошин сказал поспешно:

– Разумеется, втайне?

– Да, конечно, – ответил Белович. Он прямо взглянул мнев глаза. – Если вы, Борис Борисович, решитесь повторить все, что сказаносейчас.

Я чувствовал, как стены стали дырявыми, сквозь нихпронесся ледяной ветер, пронизал меня до мозга костей. Кровь застыла, япредставил себе, как это: сказать такое вслух членам бюро, старым деятелямдвижения, заслуженным ветеранам партии.

Пересиливая страх и неуверенность, я заставил себя кивнуть,сказал ровным голосом:

– К тому времени я смогу сказать больше.

Они смотрели молча, наконец Дятлов проговорил, все ещеколеблясь:

– Если у вас это, Борис Борисович, не спонтанное нечто, а…словом, я объявлю экстренный созыв. Во многих партиях уже начинают собиратьплановые, начинается подготовка к выборам. Так что мы, собственно, не слишкомуж и будем выделяться. Вернее, совсем не выделимся.

Но в словах его звучало сильнейшее сомнение, а на лицахБеловича, Лукошина да и остальных – полная безнадежность. Как ни мала нашапартия, но к ней приковано ревнивое внимание правительства и прессы, и хотя еестараются всюду замалчивать, однако такой поворот не просто заметят, о немраструбят, подадут как полное и окончательное поражение русских патриотов инационалистов! А обществу представят как предательство верхушки РНИ, дескать,такие же продажные, как и правительство, как и все партии, нечего их выделять исчитать лучшими, у них такие же раскол, брожения, переход на сторону болеесильного…

– Надо спешить, – ответил я. – Все партииозабочены только дракой за места в парламенте, никому нет дела до России какРоссии, и только мы… Эх, будем готовиться.

Они смотрели на меня, не сводя вопрошающих взглядов, ясглотнул ком и ответил им слабой улыбкой. Лукошин, Бронштейн и, конечно, Дятловименно те люди, которым я мог все это выложить. Особенно Белович, он был моимучеником еще в университете, потом моим аспирантом, защищался у меня, верил мнебезоговорочно, принимал мои идеи, однако не слепо, а всякий раз пропуская черезпризму анализа. Просто редкий человек, который руководствовался умом, а неконъюнктурой, предрассудками, страстями, гороскопами, сиюминутной выгодой,стремлением сделать карьерку.

Однако на пленуме придется говорить с другими людьми.И хотя это мои сторонники, а партия у нас сплоченная и, как говорим,монолитная, однако и для них идея поддержать Америку окажется чересчуррадикальной. Даже – дикой.

Боюсь, кому-то покажется вообще предательской.

Простой народ стремится жить в Центре, что значит – в районеСадового кольца. Когда-то это считалось престижным, да и сейчас многие поинерции уверены, что жить в центральной части – шик. Но если в той жеАмерике, на которую все время оглядываемся, в центрах всех крупных городовсамая что ни есть беднота и негры, а приличные люди только на окраинах, то и унас с некоторого времени начали строить целые районы, ориентированные на«приличную публику».

Один из таких районов – Южное Бутово. Расположен по тусторону МКАД, что для многих вообще уже не Москва, хотя сюда ходит метро.Многие магазины осуществляют доставку товаров «только в пределах МКАД», так чтоя удивился, когда позвонили Белович и Лукошин и попросили о срочной встрече.

– Ладно, – сказал я, – давайте, жду. Только я ужене на Малой Грузинской, тот адрес вычеркните к такой матери. Придется ехать,как вы говорите, на край света. Записывайте, как добраться.

Пока едут, зашел в Инет и порылся в гугле и яндексе,ужаснулся. Теперь, когда обратил наконец-то внимание на эту проблему, понял,насколько болезнь запущена. Это как с раковым больным, что радуется жизни,строит планы на далекое будущее, не подозревая, что метастазы уже по всемутелу. И что, как бы ни дергался, не спасет даже операция. Только чуть отсрочитлетальный исход. Как аннексия Китаем и Японией Сибири и Дальнего Востока неспасет Россию. Увы, я даже не думал, когда брякнул внезапно вроде бы пришедшуюмысль, что на самом деле все куда запущеннее… А я, как и все население России,размышлял, какие туфли купить: остроносые или тупорылые, на шнурках или налипучке, а то и на «молнии», строил планы на несколько лет вперед…

Звонок в дверь раздался, когда я еще торчал в Инете.В прихожей взглянул в глазок, Белович и Лукошин переминаются с ноги наногу на площадке. Ехали с разных концов города, но постеснялись тревожитьпорознь, один дождался другого.

– Привет, – сказал я, открывая дверь. – Каксправились с входной?

– В подъезде? – фыркнул Белович. – Настежь,хоть коней воруй.

– А консьержки нет, – добавил Лукошинзлорадно. – Самое время бомбу подкладывать.

Белович засмеялся горько, а что консьержка: дверь открываютвсем, консьержка сидит в глубине каморки и смотрит телевизор или вяжет, бомбыможно подкладывать хоть прямо ей под кресло. А если не телевизор и не вяжет, тоу нее толпа подруг, чешут языками. Если же не очень старая – тамобязательно попойка.

Оба разулись, как в Японии или при входе в мечеть, я махнулв сторону кухни.

– Проходите. Там чай, кофе, печенье, орехи. Коньяка необещаю.

– А мы с собой привезли! – ответил Лукошин бодро.

– С собой и увезете, – сообщил я. –У меня и вечер будет непростой. Эх, если бы князь Владимир принялхристианство с мусульманским уклоном… Глеб, ты что, опять пил?

Лукошин в унынии развел руками.

– А что делать? Построил дом, посадил дерево, воспиталсына… теперь вот пью от отсутствия определенных целей в дальнейшей жизни. Штатыпошел бы мочить, да не достанешь проклятых.

Белович принюхался к нему, поинтересовался:

– Ты же за рулем. Чо делаешь?

– Я за рулем не пью, – ответил Лукошинсолидно. – Останавливаюсь и выхожу из машины. И пока все не допью, заруль не сяду.

– А-а-а, ну тогда другое дело. Я тоже так делаю. Пьянымвообще за руль никогда не сажусь… ну разве только погонять.

На кухне чинно уселись рядышком, я засыпал зерна в кофейныйагрегат, включил. Под мерное жужжание Лукошин поглядывал на экран крохотногокухонного телевизора, проворчал:

– Что делают, гады, что делают!

Белович сказал раздраженно:

– Да что хотят, то и делают, сволочи.

Лукошин добавил с горечью:

– И никакого укорота им. Как там сказано про злуютещу?.. не помню, но про тещу, что везде сует нос…