Два берега - Стелла Чиркова

— Сережа, вы нас извините, пожалуйста, — начала она.

Характер у парня оказался золотой. Он улыбнулся:

— Мы на «ты». Я не сержусь. Давай забудем. Мама — это святое, ради нее можно еще и не такое отколоть.

В результате, допив графинчик, мужчины решили взять еще. А потом — переместиться в холостяцкую квартиру Александра и продолжить знакомство. Жанна, еще немного виноватая и уже порядочно захмелевшая, потребовала бутылку шампанского и поехала с ними.

Мари решила, что будет работать до самых родов, благо, что здоровье позволяло. Девушка перестала, как выражалась ее мама, дурить, с двадцать пятой недели встала на учет в хорошем центре, начала правильно питаться и запоем читать все журналы про беременность и воспитание детишек. Собственная истерика из-за пола ребенка казалась ей далеким прошлым, она придумала мальчику красивое имя — Ярослав и с каждой зарплаты покупала несколько крошечных кофточек, штанишек, пеленочек и других ярких нарядных вещичек. На себе Мари старалась экономить. Все симптомы предвещали классическое превращение легкомысленной резвушки-попрыгушки в истовую клушку-мамашку из серии трясущихся над малышом днями и ночами.

Благодаря помощи родных и друзей квартира Мари снова стала жилой — девушка с благодарностью приняла и мебель, и технику, даже старенький ноутбук отыскался у бывшей одноклассницы. Беременной Мари охотно подарили кроватку и коляску, и девушка впервые в жизни поняла, что нет унижения в том, чтобы принять подарок, когда дарят от чистого сердца. Она даже расплакалась, думая о том, какие у нее замечательные близкие и друзья. Начальник несколько раз выписывал крупные премии и предложил сделать ей от предприятия подарок к рождению или выделить какую-нибудь сумму, чтобы Мари могла заплатить за свои роды. Мари поняла, что недооценивала окружающих и хороших людей в мире намного больше, чем плохих.

Худенькая Мари уже к двадцати пяти — двадцати шести неделям напоминала треугольник. Тело практически не поправилось, хотя грудь налилась и ключицы перестали выпирать. А вот живот образовался неимоверно большой, он был похож на классический «мальчиковый», огурчиком, и Мари часто казалось, что живот скоро перевесит, она упадет вперед и сломает себе нос. Девушка плюнула на педикюр и эпиляцию ног, а заодно и на обувь со шнурками. На работе ей начали сочувствовать, хотя Мари не подурнела лицом и честно признавалась, что прекрасно переносит беременность. К двадцати восьми неделям, когда обычно уходят в декрет, коллеги, смущаясь, вручили кругленькой Мари голубенький конвертик — собрали с добровольцев на приданое. Девушка очень растрогалась, долго целовала сотрудниц и сотрудников и поклялась, что при первой же возможности тоже станет кому-нибудь помогать. Мари было стыдно, но раньше она никогда этого не делала. Конечно, она давала традиционные сто или двести рублей, когда собирали на дни рождения, на похороны и на прочие мероприятия (на фирме поддерживались дружеские отношения) и даже несколько раз подавала музыкантам в метро. Но ее знакомые ухитрялись и передавать вещи в детские дома, и навещать престарелых соседок, и подкармливать бездомных кошек, и даже участвовать в благотворительных акциях. Мари никогда не давала денег в долг — это был ее принцип: чтобы не терять друзей, не занимать и не давать в долг. Ни разу в жизни Мари не помогла хоть кому-нибудь адресно — чтобы действительно выручить человека. Она просто не задумывалась, кому и чем можно помочь. А после того как все окружающие вдруг неожиданно не отвернулись от девушки в сложной ситуации, а, наоборот, кинулись помогать, Мари поняла, что жила неправильно, и пообещала себе исправиться.

Бывали, конечно, исключения из правила всеобщего доброго отношения. Один раз в автобусе мужчина лет сорока оттолкнул Мари от места, которое она собиралась занять. Оттолкнул резко — Мари повалилась на рядом стоящих девушек, девушки остались очень недовольны и предложили беременным неуклюжим коровам сидеть дома. Мари вышла, хотя ехать нужно было еще пять остановок, и долго плакала на лавочке, ведь она всегда была худенькой и грациозной, почему же она неуклюжая корова? Она даже беременная тоньше обеих девушек, не считая выпирающего живота. Мари стала плакать часто. Ее обижало каждое грубое слово, она не могла слушать рассказы о том, что кому-нибудь плохо, а стоило ей вообразить что-то про будущего ребенка (вдруг заболеет!) — и слезы лились ручьем. Слезы лились от умиления и при виде чужих детишек, маленьких котят, красивой картины, просто от хорошей солнечной погоды.

— Так жить нельзя, — жаловалась Мари Наташе, — я постоянно рыдаю.

— Ну и что? Хочешь плакать — плачь на здоровье.

— Какое тут здоровье. Пришел человек по делу, лицо у него какое-то перекошенное было. Я смотрела на него, смотрела, потом подумала, что ему, наверное, ботинки жмут. И так мне его жалко стало — аж слезы на глаза навернулись. Я давай себя щипать посильнее за коленку, а то представляешь, какой пассаж — рыдать перед деловым партнером от жалости к его замученным ботинками ногам!

Наташа хохотала так, что у Мари уши закладывало, и уверяла подругу в ее полной нормальности. В журналах Мари находила подтверждение: ее симптомы были вполне типичны, и удивлялась, кто придумал поговорку, что беременность — не болезнь? Не болезнь, конечно, если у будущей мамы хорошее здоровье, но мозги-то, мозги… Трудно сосредоточиться, быстро рассеивается внимание, рабочий день тянется неделями, интерес к делу теряется, хочется спать, неудобно с животом, к вечеру устают и даже отекают ноги, а в голове какая-то каша — то страшно, то весело до хохота, то хочется рыдать, то наваливается депрессия. Как можно называть такое состояние «не болезнью»? И призывать не делать для беременных никаких скидок ни на работе, ни в жизни?

Мари в жизни всегда использовала принцип «могло быть и хуже» — он помогал с юмором относиться к любым коллизиям и дурацким ситуациям. В этот раз, поглаживая живот, она порадовалась тому, что не родилась слонихой — говорят, у слонов беременность продолжается целых два года, а ей осталось всего-то три месяца, не так уж и долго. Учитывая работу — совсем скоро.

Рожать Мари боялась ужасно. Она ложилась на два дня на обследование (заодно ей капали какой-то иммуноглобулин, кажется, из-за герпеса на губах), за это время наслушалась от соседок по палате совершенно кошмарных историй. Одна из несчастных женщин собиралась рожать третий раз и все воспевала платную медицину, а когда начинала вспоминать о бесплатной — Мари казалось, что она вновь читает Солженицына про лагеря и тюрьмы. Не верить было проще, но Мари, как девушка впечатлительная, отправилась на сайт с рассказами о родах и за неделю внимательно прочитала более четырехсот, стараясь не рыдать и не ужасаться, а извлекать для себя пользу. Выводы записала на бумажке и решила показать Жанне и Кате, чтобы найти решение. А выводы были такими.

Платить все равно придется. Бесплатно можно получить нормальное медицинское обслуживание только в провинции, но никак не в Москве. Не поедет же москвичка Мари рожать в Саратов или Читу? Значит — платить.

Идти одной на роды опасно. Поскольку тебя в это время нельзя считать полностью вменяемой, а вокруг будут хоть и профессионалы, но чужие люди, то должен быть кто-то близкий, готовый и подсказать, и за руку подержать, и даже, случись что серьезное, принять решение. Мужа, понятно, нет. Маму — не хотелось бы. Значит — кого-то из подруг, но надо решить кого, и чтобы она подготовилась.