Рейс на эшафот - Май Шёвалль

— Да. Мы изучили его. Там не было ничего интересного.

— Я обыскала всю квартиру.

— Что-нибудь нашла?

— Абсолютно ничего. Он ничего не прятал. И был очень аккуратным. Конечно, у него был еще один блокнот. Вон он лежит там, на письменном столе.

Кольберг поднялся и взял блокнот. Такой же, какой нашли в кармане Стенстрёма.

— В этом блокноте почти ничего нет, — сказала Оса.

Она стащила носок с одной ноги и почесала пятку. Стопа у нее была узкая, с крутым подъемом и длинными прямыми пальцами. Кольберг поглядел на нее, а затем перелистал блокнот. Она была права. Там почти ничего не было. На первой странице сведения о том самом бедняге Биргерссоне, убившем свою жену.

На второй странице вверху стояло только одно слово: «Моррис».

— Наверное, это название автомобиля, — пожала плечами Оса Турелль, заглянув в блокнотик.

— Или, может быть, литературного агента из Нью-Йорка.

Оса, стоя у стола, рассматривала фотографии. Потом она вдруг ударила кулаком по столу и громко воскликнула:

— Ах, если бы я хоть имела ребенка! — Понизив голос, она добавила: — Он всегда говорил, что мы еще успеем, что мы должны подождать, пока он получит повышение.

Кольберг медленно направился в сторону прихожей.

— Вот и успели!.. — пробормотала она, а потом спросила: — Что же со мной будет?

Он повернулся к ней и сказал:

— Так дальше нельзя, Оса. Пойдем.

Она молниеносно повернулась к нему с блеском ненависти в глазах.

— Пойдем? Куда? Ну конечно же, в постель…

Кольберг смотрел на нее.

Девяносто девять мужчин из ста видели бы худенькую бледную девушку, едва держащуюся на ногах; они видели бы уставшее тело, тонкие, потемневшие от никотина пальцы и осунувшееся лицо. Они видели бы непричесанную девушку в мешковатой одежде, на одной ноге у которой был шерстяной носок номера на два больше, чем нужно.

Леннарт Кольберг видел физически и морально закомплексованную женщину с горящим взглядом, интересную, привлекательную женщину, с которой стоит познакомиться поближе.

Видел ли в ней все это Стенстрём или он тоже оказался одним из девяноста девяти и ему просто-напросто невероятно повезло?

— Я не это имел в виду, — сказал Кольберг. — Пойдем к нам домой. Места у нас хватит. Ты уже достаточно долго была одна.

В автомобиле Оса расплакалась.

Когда Нурдин вышел со станции метро на углу Свеавеген и Родмансгатан, дул пронизывающий ветер. Подгоняемый ветром в спину, он быстро пересек Свеавеген и, свернув на Тегнергатан, где не так сильно дуло, замедлил шаг. Метрах в двадцати от угла находилось небольшое кафе. Нурдин остановился перед витриной и заглянул внутрь.

Стоящая за стойкой рыжеволосая женщина в фисташково-зеленом жакете разговаривала по телефону. Кроме нее, в помещении никого не было.

Нурдин пошел дальше, пересек Лунтмакаргатан и остановился, рассматривая написанную маслом картину, которая висела над застекленной дверью антикварного магазина. В то время как он размышлял о том, что же хотел изобразить на картине ее творец — двух лосей или лося и северного оленя, — он услышал за спиной чей-то голос:

— Aber Mensch, bist du doch ganz verrückt?[10]

Нурдин обернулся и увидел двоих мужчин, переходящих дорогу. Еще до того, как они оказались на противоположном тротуаре, он увидел кафе, которое искал. Когда он вошел внутрь, двое мужчин спускались по винтовой лестнице, находящейся за баром. Он пошел за ними.

В помещении было полно молодежи, оглушительной музыки и шума голосов. Нурдин осмотрелся в поисках свободного столика, но такого, очевидно, не было. Он немного поразмышлял, стоит ли снимать плащ и шляпу, но решил не рисковать. В Стокгольме никому нельзя доверять, в этом он был свято убежден.

Он занялся осмотром гостей женского пола. Блондинок в зале было много, но ни у одной из них внешность не соответствовала описанию Белокурой Малин.

Здесь преобладала немецкая речь. Свободный стул нашелся рядом с худой брюнеткой, внешне похожей на шведку. Нурдин расстегнул плащ, сел, положил шляпу на колени и подумал, что благодаря охотничьей шляпе с пером и непромокаемому плащу он не отличается от большинства немцев.

Ему пришлось ждать пятнадцать минут, прежде чем подошла официантка. Подруга брюнетки, сидящая напротив, время от времени с любопытством поглядывала на Нурдина.

Помешивая кофе, который ему наконец-то принесли, Нурдин посмотрел на сидящую рядом девушку. Стараясь говорить на стокгольмском диалекте в надежде сойти за постоянного посетителя, он спросил:

— Ты не знаешь, куда запропастилась Белокурая Малин?

Брюнетка вытаращилась на него. Потом улыбнулась и, наклонившись над столом, сказала подруге:

— Слышишь, Эва, этот норландец интересуется Белокурой Малин. Не знаешь, где она?

Подруга посмотрела на Нурдина и крикнула кому-то за дальним столиком:

— Тут какой-то легавый интересуется Белокурой Малин. Кто-нибудь знает, где она?

— Не-е-а, — прозвучало в унисон.

Прихлебывая кофе, Нурдин с досадой размышлял, по каким признакам они догадались, что он полицейский. Трудно было понять этот Стокгольм.

Когда он выходил, наверху его остановила официантка, подававшая кофе.

— Я слыхала, вы разыскиваете Белокурую Малин. Вы действительно из полиции?

После некоторого колебания Нурдин понуро кивнул.

— Если вы собираетесь арестовать за что-то эту кривляку, никто не обрадуется этому больше меня. Мне кажется, я могу сказать вам, где она. Раз ее нет здесь, то она наверняка сидит в кафе на площади Энгельбректплан.

Нурдин поблагодарил и вышел на холод.

В кафе на Энгельбректплан, где, по-видимому, собирались только постоянные посетители, Белокурой Малин тоже не оказалось. И все же Нурдин решил не сдаваться. Он подошел к сидящей в одиночестве женщине, листавшей потрепанный еженедельник. Она не знала, кто такая Белокурая Малин, но посоветовала ему заглянуть в винный погребок на Кунгсгатан.

Нурдин брел по ненавистным улицам Стокгольма и страстно желал оказаться дома, в Сундсвалле.

На этот раз ему повезло.

Отослав движением головы гардеробщика, который подошел взять у него плащ, Нурдин остановился в дверях и окинул взглядом помещение. Он почти сразу заметил ту, которую искал.

Рослая, но полноватая. Отливающие серебром светлые волосы были уложены в искусную высокую прическу.