Правая рука смерти - Наталья Андреева

– Ну что, надумал? – спросил Ройзен.

– Что надумал? – прикинулся недоумком Брагин.

– Долг отдавать.

– Так я вроде Былю должен, – прищурился Брагин. – Серафиму Кузьмичу.

– Отдай мне и считай, что долг списан.

– Э, нет. Так не пойдет. Мне бы с хозяином повидаться. – Анатолий продолжал прикидываться простачком.

– Повидаешься, – недобро сказал Ройзен.

Аппетит у Брагина пропал. Он оживился, только когда появилась Татьяна. Поздоровался с широкой улыбкой:

– Привет, Кабаниха!

Та посмотрела с неприязнью:

– Тебе чай, кофе?

– А то ты не помнишь! Я по утрам всегда кофей пью!

– Ишь… Аристократ! – недобро сказала Кабанова.

Брагин насторожился. Похоже, с Танькой провели работу. Ишь, как скалится Ройзен!

– И мне еще кофе, пожалуйста, принесите, Татьяна Семеновна. И булочек ваших замечательных.

Она расплылась в улыбке:

– Ага! Я сейчас, Марк Захарович! Я мигом!

И убежала на кухню.

– Что, не получилось у тебя? – насмешливо спросил Ройзен. – Не умеешь ты с людьми ладить.

– Ага! А ты умеешь! Щипцами да паяльником!

– А кто меня таким сделал?! – неожиданно разозлился Ройзен. – Ты!

– Да я вообще не знаю, кто ты такой.

– Короткая у тебя память, Брагин, – с неприятной усмешкой сказал Ройзен. – Ты уверен, что мы с тобой никогда раньше не встречались.

– Не встречались.

– А вот и ошибаешься.

– Где? Когда? – отрывисто спросил Анатолий. – Напомни, чем я тебе насолил.

– А ты сам попробуй, вспомни. Вспомнишь – не будешь больше упрямиться. Поймешь, что чужое отдаешь, не свое. Долги отдаешь, Брагин. И не деньги ты должен. Запомни.

Вошла Татьяна с подносом, одновременно появилась Софья Львовна. Она была бледна, белее снега, глаза потускнели и запали, черные волосы собраны в тугой узел на затылке, губы не накрашены, как обычно. Но Брагин все равно сказал:

– Хорошо выглядишь, красавица.

Она посмотрела на него странно. Потом перевела взгляд на Ройзена.

– Софья, если ты помнишь, мы решили допустить господина Брагина к трапезе, – сказал тот. – Равно как и всех остальных.

– И где же они? – Софья Львовна обвела взглядом пустые кресла.

– Тамара Валентиновна, как всегда, проспала. А Владислав не соизволил явиться. Это такая форма протеста.

– Неужели объявил голодовку? – нахмурилась она.

– Это для него слишком сильно, – усмехнулся Ройзен. – Я бы на его месте занялся спортом, пошел бы в бассейн, в тренажерный зал. Прогулялся по лесу. Но ему сие недоступно. Он выбрал другой путь. Лег и накрылся с головой одеялом. Не забыв плотно покушать.

– Но ведь это не лечение! – заволновалась Софья Львовна. – Так ему станет только хуже!

– Не будем об этом сейчас, – нахмурился Ройзен.

Анатолий внимательно слушал. Эге! А она-то здесь, похоже, главная дура! Влад, значит, остался. И Тамара Валентиновна.

– А мне можно воздухом подышать? – спросил он. – Ведь у нас у всех равные права?

– Брагин, сбежать вам не удастся, – предупредил его Ройзен. – Вы можете немного прогуляться в сопровождении Магдалены Карловны. У ворот круглосуточный пост охраны, проволока на заборе под напряжением.

Брагин попытался скрыть свою радость. Поговорить с Ленкой без свидетелей, без видеокамер. Вот удача!

– Я готов! – поднялся он.

– Мы с вами не договорили, – внимательно посмотрел на него Ройзен. – Пока гуляете, обдумайте мои слова.

– Само собой!

Анатолий поспешно ушел.

– Что с ним? – удивленно спросила Софья Львовна.

– Побег готовит. Зациклился на этой мысли. Сейчас двинется проводить рекогносцировку местности. Лену обольщать.

– Почему все твои пациенты пытаются сбежать? – в упор спросила она.

– Положим, не все. Только двое.

– Я так понимаю, групповая консультация сегодня отменяется?

– Ты можешь поработать с Владом. Но учти: ему стало хуже.

– Им всем стало хуже. А ты что будешь делать?

– Думаю, меня попытается занять Тамара Валентиновна. Хочешь присутствовать?

Она невольно вздрогнула:

– Нет!

– Тогда разделимся. Я сам с ней поговорю. Ты почти ничего не ешь? Не вкусно? – Марк спросил это в присутствии Татьяны, которую сама Софья Львовна, сидевшая спиной к двери, не видела.

– Это не моя еда. Слишком жирно.

Татьяна вспыхнула до корней волос.

– Тебе больше понравился французский повар? Помнишь лобстеры?

– Да, это было прекрасно. А кухаркина стряпня меня мало привлекает. Татьяне надо отдыхать, а не работать.

Кабанова развернулась и убежала на кухню. Ройзен с улыбкой положил на стол салфетку.

– Удачи тебе, дорогая. Если что – я у себя.

Проходя мимо кухни, он заглянул туда. Татьяна перепачканным в томатном соусе полотенцем вытирала слезы с толстых щек.

– Моя жена вами недовольна, Татьяна Семеновна, – мягко сказал Ройзен.

– Да я слыхала, – всхлипнула она.

– Вы уж постарайтесь сегодня. Я пообещал Софье, что вы исправитесь и будете отныне много работать. Больше, чем раньше.

– Спасибо вам! – с благодарностью посмотрела на него Кабанова.

– Но вы уж меня не подведите.

– Да как такое можно!

Она с остервенением набросилась на плиту. Ройзен довольно улыбнулся. Здесь все получилось. Можно перейти к следующему этапу.

…Тамара Валентиновна засыпала мучительно и долго. Такое состояние бывает, когда переволнуешься. От усталости глаза слипаются, а мысли все никак не уснут, ворочаются в голове, словно жернова, медленно, тяжко трутся друг о друга, и это все никак не прекращается, а сон не приходит. Ей вдруг вспомнился старенький дедушка, тоже с пневмонией. Она тогда сделала все возможное. Кажется. Его не хотели госпитализировать, приходила медсестра колоть антибиотики. А рано утром и поздно вечером уколы ставила внучка. Необходимо было их делать шесть раз в день. Потом у деда начался отек легких. Его все-таки отвезли в больницу, где он и умер. Ее вины в этом не было. Дедушке исполнилось восемьдесят. Ветеран войны, два ранения. И произошло это давно. Но ведь и Ройзен сказал, что история двадцатилетней давности.

А вдруг медсестра не пришла? Или внучка пропустили укол, или даже не один. А вдруг вообще не кололи? Тамара Валентиновна попыталась вспомнить. Странная была девушка. Она так смотрела на деда, словно желала ему смерти. Она, кажется, вышла замуж за иногороднего. То ли за азербайджанца, то ли армянина. Сейчас сказали бы: за иностранца, но тогда СССР еще не развалился, хотя и доживал последние месяцы. Тамара Валентиновна отчего-то запомнила парня, хотя видела его всего один раз в жизни. Жгучий брюнет, глаза с поволокой, на пальце правой руки золотой перстень-печатка, на шее толстая золотая цепочка. Какой-то он был… Вальяжный. А его жена совсем еще девочка, худенькая, почти невесомая, с золотистыми локонами до плеч и наивными голубыми глазами. Армянин очень внимательно смотрел, как Тамара Валентиновна показывала златовласке, как делать укол.