Сходняк - Александр Бушков

Вдвоем с Гриневским они связали Юрка подручными шарфами иверевками, натянули ему на глаза вязаную шапку – на тот случай, если вдругочнется раньше времени. Незачем ему видеть чужие лица.

Суть их замысла состояла в том, что балконы Гриневского иЮрки соприкасаются. Собственно, это был один большой балкон, разделенный междуквартирами железными прутьями. Чтобы перебраться с одного на другой, достаточнопоставить табуретку.

Но прежде всего они открыли сумки и достали оружие. Карташ иГриневский взяли по короткоствольному «узи», навинтили глушаки, Алексейвдобавок сунул за пояс «беретту», да Маше на всякий случай вручиличетырехствольную пукалку, все же надеясь, что ей не придется пускать его в ход.

– Готова? – спросил Карташ, деловито вынося изкухни табуретку. Маша кивнула.

– Тогда начинаем КВН, – сказал Алексей. –Выжди-ка минутку...

После чего он и Гриневский вошли в комнату, открылибалконную дверь, присели на корточки, чтобы не засветиться перед взглядами сулицы, перебрались таким манером к нужной оконечности балкона. Дело этооказалось не таким уж простым, потому как Юркин балкон был завален всяческимхламом. Зато и табуретка не понадобилась – как раз в конце балкона былапристроена на вечное хранение высокая тумбочка с отломанной дверцей, подзавязку набитая некондиционными пустыми бутылками.

Они были готовы к рывку. Им лишь осталось дождаться, когдаМаша позвонит в дверь квартиры «тридцать восемь». Неизвестно, сколько человекзасело в квартире, где и кто из них находятся, прислушиваются ли к звукамизвне. Поэтому требовалось, как учили Карташа в училище на занятиях потактиктие и стратегии, отвлечь внимание противника на ложный объект и зайти стыла. Вот и пускай противник сползается к входной двери.

– Что бы ни случилось, одного оставь, – шепотомнапомнил Гриневский. Он уже черт знает сколько раз говорил это.

Трель звонка была слышна и на балконе.

– Взялись, – выдохнул Гриневский и пошел первым.

Ухватившись за ржавые вертикальные арматурины, перегораживающиеобщий балкон, он перебросил одну ногу через перила, другую, и очутился натерритории собственной квартиры. Карташ проделал тоже самое. Спрыгнул на грудукаких-то железок, накрытых от дождя ребристым пластиком. Бросил взгляд мелькомвниз – никто из редких прохожих голову вверх не задрал, шли себе мимо...

Балконная дверь оказалась запертой, но этот момент сложнымне представлялся. Уж кому, как не Таксисту, знать особенности собственнойквартиры! Например, такую особенность, как слабый шпингалет балконной двери,который отлетит, если дернуть посильнее – не говоря уж про то, что если рванутьсо всей дури. Жена всю плешь проела, чтобы поставил замок понадежней, неровенчас кто-то заберется, но у Петра не так уж много было времени заниматься деламидомашними, надо было деньги зарабатывать...

Под рывком Таксиста дверь широко распахнулась, звякнулостекло, и они ворвались в комнату. Здесь находился только один. Сидел в креслеперед журнальным столиком, спиной к балкону. При первом же постороннем звуке онгибко наклонился к столу, схватил что-то, лежавшее на газетах среди бутылок ишоколадных оберток, начал оборачиваться... И в этот момент Гриневский, прыгнувдвумя ногами вперед, сшиб его на пол, навалился сверху.

Карташ не смотрел, чем закончится дело, он пролетел комнатунасквозь, за шаг до двери упал на пол и, прокатившись по паркету, оказалсянапротив дверного проема... И вовремя. Хлопнул смягченный глушителем выстрел,пуля прошла над Алексеем... а не упади он – ввинтилась бы точнехонько в живот.

Карташ вдавил спуск «узи», и стрелявший задергался вкоридоре, прошиваемый автоматной очередью.

А вот с третьим вышло неладно. Оч-чень неладно.

Оказывается, этот третий уже успел открыть дверь и, сходусориентировавшись, выдернул на себя Машу, прикрылся ей как живым щитом.

– Бросай ствол, падла! – завопил этот третий,приставив к Машиному виску «зауэр». – Замочу биксу!

– Хорошо, хорошо, – изобразил Карташ полнуюпокладистость. – Смотри, я кладу пистолет на пол...

«Ну! Ну же! мысленно заклинал Карташ. – Или знак тебе подать?!»Звук походил на тот, какой издает пакет из-под молока, когда его надуеткакой-нибудь гопник, а потом шарахнет по нему ладонью. На миг глаза их третьегопротивника во всю ширь распахнуло удивление, а потом его глаза стали быстротускнеть из них уходила жизнь. Ну откуда ж он мог знать, что девочка сжимала вруках четырехствольную дуру, одинаково скрытно помещающуюся и в женскую ладонь,и в барсетку: из всех четырех стволов она и засадила со спины в брюхо. «А онрыжий, – механически пометил Карташ. – Был. А говорят, что рыжиевезучие...» Пистолет, выпавший из его рук засадника, Алексей ногой зафутболилподальше и кринул:

– Гриня, как у тебя?

– Ништяк, – отозвался Петр.

Карташ быстро пробежал квартиру Таксиста, осмотрел, какдавеча осматривал квартиру Юрки-алкоголика. Нет, никого, кроме этой троицы,больше не было.

Фу-у-у...

Закрыл входную дверь, толкнул застывшую Машу в сторонукомнаты, где находился Гриневский (боевая подруга не могла оторвать застывшийвзгляд от умирающего, а тот все никак не мог отойти, его выгибало в агонии,крючило, он выплевывал кровь и слюну).

Гриневский уже приготовил своего клиента к разговору – тотсидел на стуле, руки сведены за спиной и обмотаны капроновым шнуром, лодыжкитаким же шнуром примотаны к ножкам стула. Ба, знакомые все лица, как же это мысразу не разглядели, кто к нам попал!

А попался не кто иной, как Михалыч, которого Карташпоименовал про себя отставным культуристом. Впрочем, немудрено было его сейчасне узнать – в каких-то джинсах и свитере, помнится, прислуживая на обеденномсходняке у Зубкова, Михалыч щеголял в смокинге и при бабочке...

– Сам будешь или мне? – спросил Алексей.

– Сам, – коротко ответил Петр, пряча в нагрудныйкарман фотографию, которую только что вынул из рамки, стоявшей на комоде.

Маша опустилась на диван, уткнулась лицом в подушку иразрыдалась. Ладно, нехай проревется, решил Алексей, не каждый день случаетсячеловека замочить, пусть и полную гниду...

Таксист взял еще один стул, поставил его напротив пленникаспинкой вперед, сел верхом, положив локти на спинку. И вперился взглядом в лицоМихалычу.

Михалыч, надо признаться, выглядел спокойно. Ну еще бы,когда такая глыба, как Зубков, стоит за твоей спиной! Он верит в агромадныевозможности своего хозяина, даже, думается, смерть подручных не сильно егообеспокоила. Ведь положили рядовых шестерок, а его тронуть не посмеют,приберегут как ценного заложника – недаром ведь до сих пор не тронули. Бываюттакие люди, которым трудно перестроиться и уловить серьезность наступившегомомента, очень уж они привыкают к безбедовой жизни, к тому, что с ними ничегоне случается, а значит – возникает сама собой такая иллюзия, что случиться и неможет. Трудно Грине его будет сломать...