Преступление графа Невиля. Рике с Хохолком - Амели Нотомб

– Может, он просто получает удовольствие от собственной красоты?

– Когда ни одно зеркало не передает его отражения?

– Иногда как раз отсутствие любого отражения позволяет почувствовать себя красивой.

Деодат понял, что за ее словами стоит личный опыт.

– А как вы поняли, что я павлин?

– Когда вы вошли, я сначала увидела, что вы птица: вы только что парили в воздухе, хотя не могу сказать, с чего я так решила. Потом я заметила вашу склонность к чрезмерности. Не сердитесь, что я говорю без обиняков: вы как будто считаете делом чести распустить веером все уродство мира. Вы в это вкладываете столько же щегольства, сколько павлин, когда распускает свои перья. Вы не орнитолог?

Они представились друг другу. Раз препятствий более не существовало, они налили шампанского в единственный бокал и выпили, прикладываясь к нему по очереди. Это приворотное зелье подтвердило, что они безвозвратно влюблены.

– Должна предупредить вас, что у меня нет разума.

– Слова, которыми вы меня встретили, этому противоречат. Что до меня, то кажется излишним напоминать вам о моей плачевной внешности.

– У вас такой красивый голос. Для вас распускать хвост означает говорить.

– Вы читали «Рике с Хохолком»?

– Прошу вас, остановитесь. Я себя чувствую совсем голой.

– Это не единственная сказка Перро, которую вы мне напоминаете. Как там называется та, где юная девушка, дав напиться старухе-нищенке, обнаруживает, что каждое ее слово превращается в драгоценный камень?

Они обменивались любезностями, пока бутылка не опустела.

– Хотите, я схожу за другой бутылкой к себе в гримерку? – спросил Деодат.

– Который час? – Мальва ответила вопросом на вопрос, однако влюбленный мгновенно понял ее:

– Пять часов. Вы правы, они издеваются над нами. Идемте отсюда.

Они улизнули по-английски. Люди с телевидения пытались их удержать; они приводили самый страшный, на их взгляд, довод:

– Если вы уйдете, вас больше никогда не пригласят на эту передачу.

Мальва и Деодат расхохотались и со всех ног бросились к первому попавшемуся такси.

Они разрешили квадратуру круга: гипнотический экстаз первых шагов любви у них наложился на спокойную уверенность в том, что их связывает вечность. Эта любовь обошлась без клятв – словесных уз маловеров.

Разумеется, разразился скандал. В ярости от столь непростительного пренебрежения, ведущий «предал дело гласности», изложив свою версию событий: влюбившись с первого взгляда и потеряв всякое соображение, манекенщица и орнитолог продемонстрировали свою полную невоспитанность и удрали без всяких извинений и объяснений, настолько им не терпелось предаться страсти.

Передача наделала много шума. Вступила в дело желтая пресса, падкая до сенсаций. Влюбленные понятия об этом не имели. В день их встречи они попросили таксиста отвезти их на ближайший вокзал (им оказался вокзал Монпарнас), где прыгнули в первый же поезд, направлявшийся, как оказалось, в Нант. Мальва слышала, что в этом городе есть заброшенная готическая часовня, переделанная в роскошную гостиницу. Там они сняли номер с витражным окном и любили друг друга под перекрестьем стрельчатых арок. Мобильники они отключили на целую неделю. Каждый вечер они выходили прогуляться по городу и поужинать. Журналисты ежедневной газеты «Уэст-Франс» их засекли, но, тронутые тем, что парочка выбрала Нант для первых любовных радостей, сохранили секрет.

Через неделю они вместе включили мобильные телефоны: на обоих обрушился шквал ругани. Они тщательно сохранили наиболее оскорбительные послания от ведущего и дали их прослушать коллегам, которые тут же изменили свое отношение к делу. Пресс-секретарь ювелирного дома Требюше поняла, что с этой передачей работать им больше никогда не придется, и обнародовала запись со всеми грубостями ведущего: общественное мнение повернулось против него и поздравило влюбленных с их отступничеством.

Вернувшись в Париж, они купили большую квартиру на четвертом этаже старого дома на улице Турнель. Никто не мог понять их выбора: особняк был роскошным, но обветшалым и свет едва проникал на извилистую улочку. Но они оба влюбились в романтическое жилище, расположенное недалеко от площади Вогезов.

Даже папарацци были шокированы грязными выпадами ведущего телешоу. В итоге парочку оставили в покое. Когда молодые люди прогуливались вместе, они являли образ любви настолько убедительной, что вызывали уважение. Отныне их снимки можно было видеть не на первых полосах в желтой прессе, а на пятнадцатой странице журнала «30 миллионов друзей»[36] с глуповатыми, но трогательными подписями, вроде: «Орнитолог нашел птицу своей мечты».

Конечно, их пытались подловить. Во время одной из бесед Мальва напрямик призналась, что потребности семьи обеспечивает в основном она. Некоторых это покоробило.

– Манекенщица зарабатывает больше, чем орнитолог, – заметила молодая женщина, пожимая плечами.

Деодат снискал всеобщее понимание, заявив:

– Мне с моей внешностью сам бог велел стать жиголо.

Мальва, которая не замечала уродства молодого человека с тех пор, как полюбила его, не поняла, в чем заключался юмор высказывания.

У сказок в литературе своеобразный статус: они пользуются безмерным уважением. Двусмысленность сказки исходит из того факта, что под видом обращения к детям она адресована также, а может, даже прежде всего, взрослым. Когда Жан Кокто снимал «Красавицу и Чудовище», он понимал, что среди его зрителей будет больше взрослых, чем детей.

«Рике с Хохолком» относится к жанру сказки. Французские сказки в основном кончаются хорошо. Никого не смущает, что они подчиняются детскому правилу счастливого конца, что в подавляющем большинстве литературных школ, достойных этого имени, рассматривается как признак дурного вкуса.

Любовь в литературе – столбовая и донельзя заезженная дорога, можно сказать, ее «pons asinorum»[37]. Видимо, данный сюжет обладает неотразимой притягательностью. Мировых классиков, которые не посвятили ему ни строчки, можно пересчитать по пальцам одной руки.

Однако если и существует непреложный закон для шедевров любовной литературы, так это то, что они должны заканчиваться очень плохо. Иначе получится бульварное чтиво. Такое впечатление, что великий писатель в надежде на прощение за то, что не устоял и вступил на эту дорогу, прилаживает к ней трагический финал в качестве покаяния.