Грех и шоколад - К. Ф. Брин

принимает подачки, плюет на гордость – и все потому, что хочет дать нам шанс на будущее. Так что, пока ты сидишь тут, весь такой в белом, оценивая ее, словно она какая-то яркая, но мелкая букашка, она надрывает задницу, чтобы дать нам шанс. Она рискует своей жизнью – чтобы дать жизнь нам. Нигде в мире ты не найдешь более искреннего, более добросердечного человека. Так что засунь подальше свое раздутое эго и поищи кого-нибудь другого, чтобы пугать его своим присутствием и своим интересом. У нас и так достаточно проблем.

У меня аж в глазах защипало от его речи. А потом навалился страх. Я не знала, кто этот незнакомец, но он определенно обладал влиянием, если мог отогнать от меня не-магов этого шоу уродов. А еще я понимала, что выносить оскорбления человек может лишь до определенного предела. Будучи женщиной, озадачившей его, я получила небольшую отсрочку, пока он играл со мной.

А Мордекай ничем не заслужил снисхождения. И я не знала, как его защитить.

Глава 22

Алексис

– Не обращай на него внимания. – Я старалась скрыть тревогу, по-прежнему глядя на залив. – Он…

– Совершенно прав, – тихо закончил незнакомец. – Спасибо, Мордекай. Ты поставил на место еще одну деталь пазла.

– Отличная работа, Морди, – фыркнула Дейзи.

– Вы получаете лекарство со скидкой? – спросил красавчик.

– Я думала, в твоем распоряжении обширные записи о всех магах?

Я не удержалась. В его сведениях нет никакой системы – совершенно непонятно, что этот парень знает, а чего нет.

– Мордекая оставили умирать; его стая руководствуется верой в то, что природа возьмет свое. Их записи скудны, так что… – Под шевельнувшимся незнакомцем заскрипел стул. Я оглянулась, но его лицо, словно каменная маска, ничего не выдавало. – А о девушке в наших записях вообще ничего нет.

– Я чешир, – сообщила Дейзи. – И меня тоже оставили умирать.

– Тссс.

– Клянусь Богом, Морди, если ты пихнешь меня еще раз…

– Она не чешир. – Я обхватила голову руками, вдруг почувствовав себя вымотанной донельзя. – Она не настолько невежественна. И не так высокомерна. Но она не-маг и ее положение, вернись она в приемную семью или детский дом не-магов, было бы кошмарным. И – нет, у нас нет никаких скидок на лекарства.

– Воровство считается скидкой? – Дейзи хихикнула.

– Толкни ее, Мордекай, – велела я.

– Понимаю.

В руках незнакомца снова зашелестели перемешиваемые карты.

– Понимаешь?

Не знаю, зачем я спросила. Так уж получилось.

Над нами повисла тишина. Молчание затягивалось, его тяжесть соперничала с криками и ревом бурлящей вокруг ярмарки. Наконец, когда я уже была почти готова повернуть голову и вновь посмотреть на него, хотя бы для того, чтобы увидеть, какие грозные тучи собираются в его глазах, он сказал:

– Нет. Я никогда не знал бедности. Никогда не видел, как близкий мне человек страдает лишь потому, что я не могу позволить себе лечение, в котором она – или он – нуждается.

Он допустил промах, проговорился – и теперь я действительно повернулась.

Тень скользнула по лицу незнакомца, частично скрыв кипящую в нем ярость. Один глаз, отразив свет ярмарочных огней, злобно сверкнул.

Но под всем этим таилась боль. Пустота, которую он, похоже, не мог заполнить.

Его магия окутывала меня, но на этот раз все было по-другому. Вместо похоти, вместо страсти, что охватили меня в баре, едва не подтолкнув к сомнительным решениям, я почувствовала пустоту. Соленый ветер обрел собственную жизнь, ласка его превратилась в тоску по качающимся волнам. Песнь океана плыла ко мне от залива, скорбная, но прекрасная, обволакивая мое сердце.

Одинокая слеза выкатилась из моего глаза; я погружалась в это ощущение, как будто сама обладала сексуальной магией. Красота песни пленила меня. Ее энергия придавала мне сил. Но вплетенная в нее печаль разбивала мне сердце.

Призрак пришел медленно, оттуда, где я никогда бы и не подумала искать.

Повернув голову к заливу, я увидела, несмотря на тьму, руки, качающиеся вверх и вниз, прокладывая дорогу в воде. Волна приподняла тело, потом уронила его в зыбь прибоя. Приблизившись к краю пирса, человек – он или она – исчез, но тут же вознесся снова. Она взошла на причал – в длинном белом струящемся платье, с босыми, изящно-заостренными, точно у балерины, ногами.

Ветер развевал вокруг прекрасного лица волосы цвета воронова крыла – совсем не тот ветер, что дул в реальности, ветер избранного ею места неупокоя, дикий и порывистый. Она не могла, а может, и не хотела привыкнуть к своему новому окружению. Оно не было ее домом.

Босые ноги, все еще мокрые, ступили на запакощенную землю рядом с причалом, и я невольно поморщилась. Дух там или нет, но грязь, по которой она ступала, вызывала отвращение. А призрак плавно приблизилась – и прошла мимо.

Немного благоговея, потому что я никогда не видела такого прежде – а я-то думала, что видела все, – я встала и вновь развернула стул к незнакомцу. Женщина остановилась рядом с ним, глядя на него сверху вниз с обожанием.

– Я так понимаю, ты ожидал женщину, – сказала я, складывая руки на коленях. Реакции незнакомца я не заметила, потому что не могла оторвать глаз от призрака, так она была прекрасна. – При жизни от нее исходило нечто похожее на неземное сияние? Как будто она освещена изнутри?

– Да, – выдохнул он. Видно было, что он пытается говорить спокойно, но легкая дрожь все равно звучала в его голосе.

– Она молода. Моего возраста. – Высокие, изогнутые брови над огромными синими глазами и тонким аккуратным носом. Острые скулы, волевой подбородок, сочные, идеальной формы губы. Смягченная, женственная версия моего незнакомца. – Она твоя сестра, или это выбранный ею возраст, не тот, в котором она скончалась?

– Ты ее видишь? – с трудом выдавил он, и я наконец переключила внимание на мужчину.

Он весь подался вперед, глядя на меня, только не заинтересованно, как раньше, но жестко, напряженно, как будто хотел поскорее вырвать слова у меня изо рта. Страстное, суровое желание омрачало его лицо, и все мышцы его великолепного тела напряглись.

– Она здесь, да. Возле тебя. Смотрит на тебя сверху вниз. Она очень любила тебя, это перенеслось и в смерть. – Я потерла подбородок. – Значит, это твоя мать, потому что не думаю, что сестра была бы настолько взволнована ситуацией.

– Твоего возраста, ты сказала? – спросил он. – Ей двадцать пять?

– Около того, да. Я не спец в определении возраста.

– Значит, до того, как она встретила моего отца.

Он стиснул зубы.

– Эй, послушай. – Я тоже наклонилась,