Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли

– Куда же вы, девочка моя? Останьтесь у нас на ночь, переночуйте, а завтра утром и поедите.

– Спасибо, тетя, но солнце недавно взошло. До вечера я смогу прибыть в какую– то таверну, а завтра продолжу путь. Дорога дальняя, но легкая. Харчевни на каждом шагу. Я не хочу вас обременять, – отец Бенедикт поднялся, и что-то в его взгляде мелькнуло такое, что неприятно укололо мне взгляд: – Нет, миледи, сегодня вы останетесь у нас, – я нахмурилась, пытаясь понять выражение лица священника.

– Я, конечно, уважаю вас, но…с чего такая настойчивость? – Ребекка, кусая губы, быстро подбежала ко мне и тихо прошептала: – Прошу, останься. Когда еще в нашем скромном доме побывает сама миледи?

– Поймите, у меня мало времени. Мое исчезновение уже заметили, и я боюсь, что будет выслана погоня. Разумеется, я вернусь во дворец, но только тогда, когда закончу начатое дело. Но, если вы так хотите… Хорошо, я останусь, но только на одну ночь, – глаза кухарки заблестели, щеки покрыл яркий румянец.

– Пусть Господь даст вам долгую жизнь, мисс. Идемте, я покажу вам комнату.

Небо стало окрашиваться в лиловый оттенок, багровый диск постепенно заходил за горизонт, оставляя на воде алый отпечаток. Любуюсь вечерним пейзажем, я отпила глоток горячего вина. По телу пронеслась приятная волна, улыбка заиграла на напряженных губах. Лишь одно мучило меня: где искать ответы на непонятные вопросы? Смерти лились рекой, одно сердце переставало биться за другим, кровь обогревала все новые жертвы. Каримни и Беренгария были вдовами, к тому же, испанками. Я прокрутила в голове имена всех тех, кто мог еще иметь такие данные, и тут мое сердце упало, гулко ударившись о ребра. Королева… Испанка, и вдова принца Уэльского… Нет, я не могла допустить ее гибели… Нет… Екатерина будет жить… Вскочив, я быстрыми шагами направилась к выходу. Выйдя из комнаты, я опустилась по лестнице. В коридоре царил полумрак, лишь в углу тлела догоревшая лампада. Тишина неприятно давила на уши. Возможно, Бенедикт и Ребекка уже спят. Но я не собиралась дожидаться утра. Затушив свечку, я тихими, кошачьими шагами последовала в спальню, чтобы убедиться, что хозяева спят. Ветхая дверь скрипнула, и в тишине этот звук показался мне оглушительным.

Немного приоткрыв дверь, я заглянула в щелочку. Священник, теребя в руках четки, ходил по комнате, а на полу, сидя на коленях, рыдала Ребекка. От этой сцены мне стало не по себе.

– Подумай еще раз, Бенедикт. Это же такой грех! Господь не простит нас! – женщина дрожащими пальцами вытирала слезы, умоляюще смотря на мужа.

– Молчи, жена! Я уже все решил! Эта еврейская дрянь будет наказана! Ты только подумай, какое будущее нас ждет. Не будет ни нищеты, ни постоянных нужд. Отец Пернарий поклялся, что если эта девка будет найдена, он озолотит нас. Птичка сама запорхнула нам в клетку. Теперь стоит только дождаться утра и передать черноволосую ведьму Церкви.

– Я все понимаю, но Вивиана росла у меня на глазах, она стала для меня не просто миледи, но и близким человеком. И теперь, ради денег, мы должны продать ее, как вещь…

– Закрой рот и слушай: твоя любимая Вивиана не миледи, она дочь шлюхи и еретика. Настоящая наследница жива, и мы должны найти ее, а эту дрянь отдать отцу Пернарию. Разговор окончен. И еще: если кто-то узнает о нашем разговоре, обещаю, ты больше не увидишь рассвета. А теперь убирайся вон, – зашелестели юбки, и кухарка, опустив голову, скрылась за портьерой.

Я закусила губу с такой силой, что по подбородку побежала тоненькая струйка крови. Каждый вдох давался мне с огромным трудом, было больно даже дышать, казалось, что воздух отравлен ложью и людской подлостью. Ребекка, женщина, которой я верила, которую любила, как родную мать, подло предала, унизила, оскорбила. Значит, Герби знают, кто я… Я стала судорожно думать, перебирая в голове все возможные планы бегства. Мысли путались, как паутина, глаза разъедали слезы. Подняв юбки, я, как сумасшедшая, выбежала вон из дома, цепляясь за разбросанные сети и опрокинутые ведра. Ночной воздух был наполнен ледяной свежестью, ветер трепетал волосы, разметая их по плечам. Ночь, к сожалению, была темной, луна едва просвечивалась через черные облака. Я бежала все дальше и дальше, совсем не ориентируясь на местности. Через время дыхание стало прерываться, ноги заныли. Остановившись у ствола дуба, я лихорадочно огляделась вокруг. Забежала я слишком далеко, почти вглубь леса. Везде были деревья, которые казались призрачными на фоне лунного света. Кусая губы, я бросала взгляд то в одну сторону, то в другую. Страх подобрался к горлу, сердце учащенно заколотилось. У меня не было ни еды, ни питья, а после долгого бега ужасно хотелось пить. Тяжело дыша, я оглянулась назад. Река была уже слишком далеко, и на обратный путь у меня просто не хватило бы сил. Мирный шелест листвы стал понемногу усыплять и я, сев под дубом, погрузилась в глубокий сон.

Яркие блики солнца забили в лицо, и я, прикрывая ладонью глаза, поднялась с мокрой травы. Было солнечное, радостное утро. Щебетали птицы, солнечный свет заливал макушки деревьев, а пожелтевшая трава укрывала зеленую траву. Сон придал немного сил, но также хотелось пить. Чтобы хоть как-то удалить жажду, я оторвала травинку, мокрую от росы, я положила себе в рот. Привкус был ужасный, но другого выхода не было. Я понимала, что без еды и воды не смогу долго продержаться.

Где-то вдали завыла собака. Выходит, неподалеку есть какое-то селение. Подняв юбки, я побежала на зов. Трава намочила подол, ветки расцарапали лицо. Я все время жила в окружении тех людей, которые могут за меня побеспокоиться и помочь, и сейчас, оставшись одна, я чувствовала страх и негодование. Постепенно местность стала меняться. Густые заросли сменивались пустынными полянами, виднелись кусты с ягодами и фруктовые деревья. Ускорив свой шаг, я с удовольствием оглядывалась вокруг. Здесь было так хорошо, так спокойно… Если бы такие чувства жили и в моей душе… Спустившись по склону, я ахнула от удивления и радости. Внизу простиралась деревня. Маленькие, деревянные домики с соломенной крышей отливались солнечным светом, слышался смех и детское щебетание. Я стояла всего в нескольких ядрах от них, не решаясь подойти. Две полных женщин доили коров, стройная, как кипарис, девушка что-то напевала себе под нос, занимаясь вышиванием в тени деревьев. Все же я решилась. Опустив голову, я прошла мимо кучки бродяг, подходя к седой, голубоглазой женщине: – Прошу прощение, миссис.

– Что тебе нужно, девушка? – проворчала матрона, опуская в колодец пустые ведра.

– Я заблудилась. Вы бы не могли сказать, как называется эта деревня? – старуха отложила свою работу, исподлобья разглядывая мой наряд. Я залилась краской, понимая, что старое платье Ребекки, запачканное в грязь и порванное, делает меня похожей на нищенку.

– Пойди вон! Некогда мне с побирушками разговаривать! Здесь каждый день таких попрошаек полно!

– Я не попрошайка, – пытаясь говорить спокойно и сдержанно, парировала я, хотя щеки пылали стыдливым румянцем.

– Ты на себя в зеркало смотрела? У нас в селении бродячие актрисы лучше одеваются. Хотя, лицо у тебя редкой красоты, и волосы…, – старуха провела пальцем по моей щеке, оценивающе рассматривая волосы: – Сколько тебе лет?