Сентиментальные прогулки по Москве - Каринэ Фолиянц

Надо заметить, что сам Есенин – человек безусловно страстный, сильно влюбчивый, отчаянный, по-своему сумасшедший – тоже искал этой встречи! Лишь только он услышал о возможности знакомства с Дункан, как тут же ринулся искать ее с такой энергией, как никого и никогда.

Неразлучный с ним Мариенгоф, спустя два года говорил: «Что-то роковое было в той необъяснимой и огромной жажде встречи с женщиной, которую он никогда не видел в лицо!»

«Толя, слушай, я познакомился с Айседорой Дункан. Я влюбился в нее, Анатолий. По уши! Честное слово! Ну, увлекся, что ли. Она мне понравилась», – так описывает Есенин Мариенгофу свое первое впечатление от «босоножки». Друзья не могли не противиться этому влечению, оно казалось противоестественным: Есенину двадцать шесть лет, Айседоре – около сорока пяти.

Услышав о романе Сергея с Айседорой, ближайший друг поэта посадил на бумагу кляксу. Есенин помрачнел – это считалось дурной приметой. Есенин верил приметам...

Есенин был для Айседоры ангелом. На стенах, столах и зеркалах она постоянно писала губной помадой трогательное «Есенин – Ангель»...

Итак, Айседора приехала к Якулову в первом часу ночи. На ней был огненно-красный шелковый хитон, льющийся мягкими складками. Ее красные с отблеском меди волосы и глаза, похожие на блюдца синего фаянса, сразу привлекли к себе внимание гостей. Обведя усталым взглядом присутствующих, Айседора заметила кудрявую голову молодого блондина. Он сидел в углу, на софе. Ей сразу показалось, что это юноша не только поразительной красоты, но и удивительной душевной тонкости. Он способен многое понять. Глаза юноши заблестели при виде великой танцовщицы...

Дункан улыбнулась ему, а потом прилегла на диван, а поэт тут же очутился подле нее, на коленях. Айседора гладила его кудри, пытаясь говорить по-русски: «За-ла-тая га-ла-ва!» Потом поцеловала его в губы. А еще, как вспоминает писатель Мариенгоф в своем «Романе без вранья», попеременно шептала два слова, восторженно глядя на Есенина, – «ангел» и «черт». Это были едва ли не единственные слова, которые могла она произнести на языке Есенина.

Трудно было поверить, что это их первая встреча – они, словно, давным-давно знали друг друга, так непосредственно вели себя оба в тот вечер. Они говорили на разных языках, но отлично понимали друг друга! Им обоим необходима была эта прекрасная и роковая встреча.

Айседора говорила про молодого поэта своему переводчику И. И. Шнейдеру:

– Он читал мне свои стихи, я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка и что стихи эти писал гений.

Она и впрямь так думала.

Когда все гости разошлись, Айседора и Есенин вышли из квартиры Якулова вместе, не желая больше расставаться. Было совсем светло, когда они дошли до Садовой. Такси в Москве тогда еще не было. Но задребезжала рядом пролетка, к счастью, свободная. Оба взобрались в нее, не оставив места сопровождавшему Айседору переводчику. Они просто не видели, не замечали никого вокруг, кроме их самих. Так они были поглощены друг другом.

Переводчик вынужденно пристроился на облучке. А Есенин, едучи рядом с этой необыкновенной женщиной, не выпускал из своих рук ее послушной руки. Они ехали по утренней Москве, совершенно не замечая, что вот уже в который раз объезжают одну и ту же церковь – извозчик задремал, лошадь просто шла по кругу...

Наконец переводчик Айседоры, Шнейдер, крикнул вознице:

– Эй, отец! Ты что, венчаешь нас, что ли? Вокруг церкви, как вокруг аналоя, третий раз едешь!

И это было символично! Невольное «венчание» в непроснувшейся еще Москве, когда ничто и никто не может нарушить их прекрасного молчания...

Есенин, услыхав про «венчание» рассмеялся:

– Повенчал!

Он хохотал, ударяя себя по коленкам, и со счастливой улыбкой пытался объяснить все это Айседоре.

Когда Шнейдер перевел этот разговор Дункан, она тоже загорелась радостью. Точно оба знали, что роман их, возникший так быстротечно, и правда кончится свадьбой.

Наконец пролетка выехала Чистым переулком на Пречистенку и остановилась у подъезда особняка, где жила Айседора. Айседора и Есенин стояли рядом на тротуаре, но не могли распрощаться. Это было просто невозможно – словно невидимая нить связала их обоих.

Дункан посмотрела на переводчика Шнейдера виноватыми глазами и просительно произнесла, кивнув на дверь:

– Иля Илич...ча-ай?

– Чай, конечно. Можно организовать, – сказал Шнейдер, все понимая. И все трое вошли в дом.

Есенин говорил только по-русски. Айседора знала на этом, чужом ей, языке лишь несколько слов. И, тем не менее, они сразу поняли друг друга и стали очень друг другу близки. Прочитав книгу Дункан «Моя Исповедь», можно не удивляться, что она так быстро сошлась с Есениным. В том, что написано в ее мемуарах, есть путь к разгадке этого, на первый взгляд, странного сближения. Встреча с Сергеем Есениным сыграла большую роль в жизни танцовщицы. Гораздо большую, чем все прочие встречи, которые пришлось ей пережить на протяжении ее зигзагообразной, богатой разнообразными приключениями жизни.

Есенин, поэт, вышедший из деревни, крестьянский юноша, совершенно не тронутый западной цивилизацией, стоял перед настоящей американкой, насквозь пропитаннной культурой Запада. Как на чудо, смотрел Есенин на женщину, в каждом шаге и жесте которой чувствовалась изысканная гармония, при этом не зная, что делать со своими руками и ногами. А когда она в первый раз танцевала перед ним, он почувствовал в себе ту страсть, которая сжигала и Айседору. Дрожа от нетерпения, полный досады от сознания собственной беспомощности и невозможности высказать то, что было у него в голове и сердце, он внезапно вскочил с места, сбросил ботинки и бросился в безумную пляску, в которой силился выразить охватившую его страсть.

Айседора в упоительном восторге смотрела на этот безумный танец поэта. Эти танцы крепко связали судьбы Есенина и Айседоры.

Есенин, как и Айседора, был человеком не только огромного таланта, но и неуемных страстей. Вот что пишет о поэте другая женщина, любившая его до безумия – Галина Бенеславская, которую знал он с 1920 года.

«Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия не только в стихах, а в каждом движении... Гибкий, буйный, как ветер, о котором он говорит, да нет, что ветер, ветру бы у Есенина призанять удали. Где он, где его стихи, и где его буйная удаль – разве можно отделить? Все это слилось в безудержную стремительность, и захватывают, пожалуй, не так стихи, как эта стихийность».

Очарованная этой «стихийностью» Айседора была покорена молодым поэтом. Именно он избавил ее от «призраков прошлого», помог вступить в новую полосу ее жизни. И неважно, что не такой долгосрочной оказалась эта связь. Главное – что все это было!

А где впервые признался в любви поэт танцовщице? Говорят, что это случилось в гостинице «Метрополь». «Новый Вавилон ХХ века» – так называли «Метрополь» после открытия в 1905 году. Это был грандиозный проект С. Мамонтова – культурный центр в центре Москвы, объединяющий гостиничные номера, выставочные залы, рестораны и уникальный театр. Здесь проходили выставки художников, светские вечера и банкеты. И легенда гласит, что именно в центральном ресторане «Метрополя» Сергей Есенин объяснился в любви Айседоре... Может быть, поэтому позднее – в шестидесятые-семидесятые годы – этот ресторан называли «рестораном влюбленных»?