Роковая женщина - Кэрол Нелсон Дуглас

– Естественно, – ответила мадам Саламандра.

– А одежда тоже обрабатывается огнеупорными химикатами?

– Разумеется.

– И она хранится?..

– У меня в гримерной. Само собой.

– Само собой, – повторила Ирен. – Мы можем туда заглянуть?

– Конечно. – Мадам Саламандра завернулась в одеяло, скрывшее ее слегка опаленную фигуру (чем напомнила мне индейца, рекламировавшего шоу «Дикий Запад» Буффало Билла), и возглавила процессию. Из кабинета режиссера мы направились в закулисье.

Это территория была мне знакома благодаря дружбе с бывшей примадонной. Скоро я почувствовала резкие запахи кулис: воск для усов, грим, румяна, гримировальный лак, а также аромат спиртного…

Мадам Саламандра делила грим-уборную с другими женщинами, фигурировавшими в афише. На металлической трубе висело множество театральных костюмов, и забавных, и причудливых.

Артитска остановилась возле одеяний из тонкой, как паутинка, материи. Они были бледно-желтых, золотистых, алых и малиновых тонов.

– Расцветки намекают на языки пламени, – заметила она.

– А сегодня вечером на тебе было?..

– «Тюльпан». Золотистые и оранжевые тона с малиновыми вставками.

Ирен приподняла тонкие слои муслина:

– Какое вещество может сделать эту материю воспламеняющейся?

Мадам Саламандра взглянула на нее с тревожным видом:

– Я могу предположить только одно.

– Бензин? – сказала Ирен.

– О да! Как ты узнала?

– Наверное, ребенком я наслушалась много историй за кулисами. Муслин нетрудно погрузить в какое-нибудь жидкое вещество, которое сделает его легко воспламеняющимся. На воздухе материя быстро сохнет. А не выдаст ли запах такую смертоносную ванну? И не станет ли муслин жестким?

– Нет. Вещества, которые мы используем, чтобы сделать ткань огнеупорной, нельзя обнаружить, когда она высохнет. Ясно, куда ты клонишь: я приговорила себя к смерти, когда сегодня вечером надела костюм. Но кто же замыслил для меня такую жестокую гибель и почему?

– Тот, кто убил твою сестру, – ответила Ирен. – Что касается «почему», то это вопрос, который всегда задают первым, а отвечают на него в последнюю очередь.

При раскрытии многих дел приходится обращаться к событиям далекого прошлого: к фамильным секретам, к мести, которая передается следующему поколению. В некотором смысле прошлое формирует тех, кто становится жертвами или злодеями в мелодрамах моих дел.

Шерлок Холмс (Кэрол Нельсон Дуглас. Доброй ночи, мистер Холмс!)

– Ирен?.. – начала я в кэбе, когда мы возвращались в отель.

– Больше ничего не говори, Нелл, – предупредила она, попыхивая своей маленькой сигарой. – Я столько услышала сегодня вечером, что мне хватит на полжизни! Той, которая моя собственная!

– Очевидно, дело именно в этой твоей «полжизни».

Ирен зажала уши, как упрямый ребенок.

Это заставило меня умолкнуть. Да, теперь мне приходилось иметь дело с двумя Ирен. Одна – взрослая, уравновешенная и порой властная. Эта ипостась дала отпор будущему королю и ушлому детективу-консультанту, защищая свою свободу.

А вторая – ребенок из прошлого, которое она едва помнит, беспомощный, одинокий. Эту малышку вытолкнули на сцену, и она оказалась в свете рампы, прежде чем узнала слова «мама» и «папа»… Впрочем, она никогда их не узнает.

Хотя за восемь лет знакомства наши отношения претерпели много изменений, никогда еще я не чувствовала себя бонной… А еще бесполезным грузом, обузой.

Какое странное противоречие! Я одновременно была и нужной, и беспомощной.

– Что ж! – воскликнула Ирен после длительных размышлений. – Нелли Блай что-то замышляет, и это мне не нравится! К несчастью, она раскопала старые секреты. Должна же существовать причина, по которой людей театра приговаривают к смерти. Пока что я вижу только одно связующее звено: это я! Девочка, которую я едва помню, да и не хочу вспоминать.

– Мне знакомы подобные чувства. Что касается меня, то я мало что помню о своей юности, но уверена, что она была унылой и заурядной. В конце концов, я же дочь овдовевшего шропширского священника. Наверное, даже у тамошних овец более интересное прошлое. А вот твоя юность была не такой, она непредсказуема. Обычно я против непредсказуемого, но в твоем случае это может быть преимуществом.

Подруга удивленно посмотрела на меня, и я почувствовала себя польщенной.

– Ты не против непредсказуемого, Нелл? И тебя не смущает нетрадиционное воспитание? И вопросы о корнях, остающиеся без ответа?

– Но разве могут какие-то вопросы остаться без ответа? Вряд ли. Конечно, мудрец с Бейкер-стрит такого не допустит.

– «Мудрец с Бейкер-стрит», Нелл? Ты, конечно, преувеличиваешь, хотя он бы так не считал. По крайней мере, у нас есть один плюс: не нужно опасаться, что вездесущий мистер Холмс выследит нас в Нью-Йорке.

– Он почувствовал бы себя здесь не в своей тарелке и растерялся, – злорадно усмехнулась я.

– Как и мы.

– Никогда! Иначе эта выскочка Нелли Блай одержит над нами верх, чего я не допущу.

– Должна признаться, Нелл, я несколько озадачена. Оперная певица может собрать зал в две-три тысячи человек, а нью-йоркская журналистка сегодня обращается к аудитории в двести-триста тысяч.

– Но первое – это искусство, а второе – коммерция, – горячо возразила я.

– Гм-м. Думаю, в современном мире грань между ними стирается, а из смерти делают сенсацию.

– Ты имеешь в виду убийство?

– Да, убийство. – Ирен непривычно долго молчала. – Теперь я вспомнила Софи. Память ребенка такая же хрупкая, как фиалка на снегу. Мелькают отдельные сцены, картинки. Маленькая Рина, которая танцевала джигу, основательно мною забыта. Я не сомневаюсь в ее существовании, но совершенно не помню. Зато вижу, как рядом стоит Крошка Тим, возвышаясь надо мною. Я была словно крошечная Алиса в Стране чудес, а он – Большой Мальчик. А потом он исчез, Рина исчезла… Куда? Нелли Блай говорит, что у меня была мать. Почему же я этого не помню? Несгораемых сестер и Крошку Тима помню, а свою мать – нет.

– Ее попросту не было рядом в твоем детстве. Ирен. Она постоянно отсутствовала, вот и все. У меня, по крайней мере, почти до двадцати лет был отец, а еще память о матери.

– У меня не было обоих родителей, – заявила Ирен. – Логический вывод очевиден. Я, как и Годфри, незаконнорожденная.