Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина

В этом смысле нелишне вспомнить реформу российского правосудия, которая проводилась в 60-х годах ХIХ столетия, завершившись введением в действие Уставов уголовного и гражданского судопроизводства 1864 года. Некоторые из регламентированных этими законодательными актами процедур касались общих и для уголовного, и для гражданского судопроизводства проблем. В частности, проблемы проверки достоверности разного рода письменных документов, привлекаемых в судопроизводство в качестве доказательств. Решение этой проблемы, кстати, уже тогда было ориентировано законодателем на обращение к специальным знаниям. Знаниям, за которыми название «криминалистических» закрепилось лишь спустя полвека. Среди таких проблем, в решении которых Уставы 1864 года предлагали руководствоваться специальными правилами, особое место отводилось проблеме распознавания подлогов документов. Причем, судя по всему, эта проблема более волновала разработчиков Устава гражданского судопроизводства, нежели уголовного. Не случайно, надо полагать, первые нормативные правила работы с подложными документами были сформулированы именно в Уставе гражданского судопроизводства 1864 года. Этими правилами должны были руководствоваться и участники разбирательств уголовных дел. Ст. 698 Устава уголовного судопроизводства 1864 года, в частности, предписывала: «По подозрению в подлоге акта, не признанного еще подложным со стороны суда гражданского, суд уголовный производит исследование по правилам, постановленным в Уставе судопроизводства гражданского (ст.547–554)».[287]

Правила проверки подлинности спорных документов содержали предписания, как общего, так и специального характера. Общие правила были сформулированы в ст. 547 Устава: «Исследование подлинности заподозренного акта производится: 1)освидетельствованием акта и поверкою содержания его с другими документами; 2) допросом свидетелей, которые на актах значатся, или на которых сделана ссылка тою или другой стороною, в подтверждение или в опровержение подлинности акта; 3) сличением почерка и подписи на заподозренном акте с почерком и подписью того же лица на других несомнительных актах».[288]

Интересно, что «сличение почерка и подписи», представляющее собой один из наиболее распространенных и сегодня видов криминалистической экспертизы документов, и которое уже в ХIХ веке предлагалось поручать сведущим лицам,[289] Устав рекомендовал как один из нескольких, а не единственный, способ распознавания подлогов.

Мало кто из современных судебных деятелей гражданско-правового профиля «исследование подлинности заподозренного акта» начинает с его полноценного «освидетельствования» (осмотра) и сопоставления с другими документами. Во всяком случае, в материалах гражданских и арбитражных дел, с которыми мне приходилось знакомиться, я не встретил ни одного случая, когда бы суд отразил в протоколе судебного заседания результаты, проведенного непосредственно им, а не сторонами спора, исследования документов, представленных в деле. Те правила работы с сомнительными документами, которых законодатель рекомендовал придерживаться судьям, рассматривавшим гражданские дела в ХIХ веке, судебные деятели нашего времени, очевидно, считают излишними.

Нет ничего, поэтому удивительного в том, что эти нормативные правила со временем исчезли из арсенала цивилистов. Современный ГПК РФ все прежние законодательные правила распознавания подлогов документов, известные еще с 19 века, уместил в три строчки, рекомендовав для этой цели лишь назначение экспертизы (ст.186 ГПК РФ).

Никакие иные возможности для выявления признаков фальсификации документов судами, рассматривающими гражданские дела, практически не используются, и, возможно, именно потому, что о них мало кому из цивилистов известно. Возвращение в современное гражданское судопроизводство правил работы с документами, выработанных задолго до их легализации новой наукой — криминалистикой, могло бы стать примером не только восстановления исторической памяти, но и условием повышения эффективности работы гражданских судов, с пренебрежением относящихся к рекомендациям науки.

Наряду с использованием современной криминалистикой прошлого опыта, можно привести примеры и того, как вполне актуальные для науки рекомендации по исследованию документов, насчитывающие вековую историю, сегодня оказались благополучно забытыми.

В частности, один из основоположников криминалистики Ганс Гросс еще в конце ХIХ столетия описал признаки, позволяющие разоблачить подлог на основании полученных сведений о давности изготовления документов.

Для иллюстрации возможностей установления подлога по признакам давности документа Ганс Гросс приводит поучительный пример подделки исторической рукописи, для выявления которой потребовалось провести химическое исследование красителя, которым написан исследуемый текст. Как выяснилось, один из компонентов использованного для этого красителя был изобретен только в начале 18 века, в то время как исследуемый документ фальсификатор датировал приблизительно 1300 годом.[290]

Для установления возраста документа Г.Гросс рекомендовал и простейшие правила, в частности, предлагая обращать внимание на внутренние противоречия, имеющиеся в тексте документа, которые свидетельствовали бы о невозможности его изготовлении в то время, которое в документе указано. В описанном им случае вывод о подлоге следовал из того факта, что в исследуемом тексте говорилось об императоре Франце, как о покойном, в то время как на указанную в документе дату его оформления император еще был жив.[291]

Далеко не во всех современных учебниках криминалистики студенты могут найти эти простые, сохраняющие свою криминалистическую значимость и потому весьма полезные сегодня рекомендации по распознаванию подлогов документов. Как сказано у Екклесиаста: «Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после».[292] Криминалистика, как и многие другие отрасли научного знания страдающая издержками исторической памяти, увы, не стала исключением.

Рассуждая о заимствовании современной криминалистикой исторического опыта, нельзя не сказать об одной из самых серьезных на сегодняшний день проблем — проблеме борьбы с коррупцией в правоохранительной сфере и сфере отправления правосудия. Эта проблема стала едва ли не самой обсуждаемой, причем, не только в средствах массовой информации и в профессиональных юридических кругах, но и, разумеется, среди тех, кто, так или иначе, оказался «жертвой» российской правоохранительной системы и отечественного правосудия. Хотя сам термин «правосудие», происходящий от словосочетания «правый», то есть «правильный» суд, не очень-то подходит для обозначения тех процессов и явлений, которые подвергаются критической оценке.

Между тем, в истории отечественного нормотворчества можно обнаружить даже для своего времени весьма оригинальные законодательные решения проблемы борьбы с той же фабрикацией уголовных дел представителями правоохранительной власти. В частности, одно из таких решений было предложено в «Учреждении о губерниях» от 7 ноября 1775 г. — законодательном акте, принятом в период царствования Екатерины Великой и установившем порядок, а главное юридические основания для уголовного преследования. В нем говорилось, что «прокуроры и стряпчие должны предъявлять доношения иуголовные иски только тогда, когда имеют на то ясные доказательства или сильные улики».[293] При отсутствии таковых надлежало руководствоваться правилом, сформулированным в «Кратком изображении процессов и судебных тяжб», изданном в качестве