Злая война - Надежда Навара

— Угу. Понял. Так что там у них за привилегии были?

— С привилегиями было все в порядке, — усмехнулся Ангел. — Нам такие, если на наше время перевести, и не снятся. «Их жизнь настолько коротка и безрадостна, что великолепная одежда — одно из их немногих удовольствий. Я не собираюсь отбирать его у них», — сказал Максимилиан. И понеслось. Слышал, что в Средние века были для каждого сословия ограничения в одежде? Типа, если ты, друг ситный, крестьянин, то ходить тебе только в темном без единого украшения. Еще кому-то там можно было и светлое на праздники одеть и серебра немного. Наемникам можно было носить все. Не знаю, видел, нет портрет Генриха VIII? Так вот, моду на буфы с разрезами, неимоверными рукавами и гульфики гипертрофированные именно ландскнехты ввели. Эти чудики вообще зачастую носили рукава разного цвета. Особо озабоченные и портки с разноцветными штанинами. А еще на всякие ландскнехтские чудачества даже инквизиция глаза закрывала. Ты еще кого в Средневековье помнишь, кому можно было колдовать? А ландскнехтам и это прощалось. Представляешь, вокруг инквизиция колдунов на костре сжигает, а ландскнехты при себе чуть ли не полный комплект «юный волшебник» таскают. И вообще, у ландскнехтов очень модно было иметь какой-нибудь талисман, сделанный из субстанции, способной сегодня у человека с нежным желудком вызывать рвоту. Вот ты б стал носить на груди ладанку с жабьей икрой, приправленной кровью младенца и пометом крысы?

— Дурной, что ли?

— А вот они вполне могли и не такое на себе таскать. Но! — Ангел поднял указательный палец. — Самым шиком считалась «das Nothemd». Это такая нижняя рубашка, сотканная и сшитая обязательно девственницей и обязательно в ночь перед Рождеством, в сравнении с которой не котировалась лучшая миланская броня.

— Нормальная такая скорость работы у девственниц была, — поперхнулся Дайс. — И зачем, спрашивается, станки изобретали, если одна крошка за одну ночь и полотно соткет, и рубашку сошьет, и еще на службу в церковь успеет.

— Да ладно тебе, — улыбнулся рассказчик. — Может, она несколько лет только рубашками на ночь глядя и занималась. Исключительно раз в году — на Рождество.

— Ага, а потом отправлялась в монастырь, потому что становилась старой девой. — Это опять Капрал влез. У него долго молчать не получалось.

— Ну были способы и попроще. Вот, например, по мнению опытных вояк, самым надежным колдовством была бумажка, исписанная волшебными значками, проглоченная и запитая вином. Только вино надо было обязательно перед употреблением перекрестить. А бумажку ни в коем случае. Лечиться ландскнехты предпочитали тоже дедовскими методами, а не у полковых фельдшеров. В общем, ворожбой занимались все: кто-то для защиты в бою, кто-то для меткости выстрела, кто-то для удачи в игре в кости.

— Вот шулеры! — присвистнул Дайс, любовно нащупав в кармане заветные кубики.

— Вот так-то.

— И что, действовало? — поинтересовался Дайс.

Капрал переглянулся с Ангелом:

— Хочешь, давай проверим. Коньячок еще остался на запивку. Напишем подходящее выражение, вон Ангел придумает что-нибудь в рифму.

— Я в рифму только матом, — усмехнулся тот.

— Не, матом неправильно будет. Слушай, вроде там еще кто-то в кирасе ходил с бесовскими надписями, — подсказал Капрал.

— Не, не путай. Это пораньше было. В Италии, по-моему. Тут ландскнехты ни при чем. Наемники же не с швейцарцев и немцев начались. У Македонского вон тоже наемники были.

— А… — Капрал поправил уголья, чтоб тепла шло побольше.

— А что там с кнутами?

— Когда ландскнехты только в силу входить стали, то некоторые отряды нанимались к любому, кто больше заплатит. В том числе и к королю Франции — злейшему врагу императора. Максимилиан эту практику довольно быстро пресек. Для начала приказал всем германцам, находящимся на жалованье у французов, домой вернуться. А потом ввел кодекс ландскнехта. По этому кодексу германцам просто запрещалось воевать против Священной Римской империи.

— Слышь, Ангел, а причем тут Римская империя? Рим же в Италии? Причем тут Германия-то?

— О, тут вообще все запутано. Ну, во-первых, Германии как таковой тогда по определению не было. Германцы же себя упорно считали наследниками Римской империи. Даже императора выбирали. И назывались громко — Священная Римская империя германской нации. Кстати, они потому так часто в Италию с мечом ходили, что считали своим долгом вернуть себе Рим. А то как же — Римская империя и без Рима. — Ангел хохотнул. — Ладно, чтоб понятнее было: ландскнехты не могли воевать против германцев. Это основное. Там еще много разных уложений было. Кто, чего и как может или не может. Можно сказать, первый воинский устав в истории. За нарушение законов писаных и неписаных наказывали быстро и жестоко.

— Ты ему про разновидность казни расскажи, — вставил Капрал.

— Да уж. Нормальная такая казнь. После суда, а судили обычно свои же, нарушившего прогоняли сквозь строй. Ты Толстого читал? «После бала»?

— Угу.

— Угу-угу, — передразнил Капрал, — вот ведь филин нашелся.

— У Толстого сквозь строй прогоняли, в котором солдаты были с прутьями. Ландскнехта гнали сквозь строй, вооруженный пиками. А за строем шел один из судей. Типа проверял, чтоб никто не филонил. Если вдруг засечет, что кто-то преступника пожалел, так сразу жалельщик через этот же строй сам пройдет. В общем, до конца строя редко кто доползал.

— Зато позор смывал. Кровью, — опять встрял Капрал и подбросил дровишек в костер.

— Это да. Кстати, с ландсхнехтов пошло на похоронах салют оружейный давать и знамя разворачивать. Только смысл этого действа другой был. Ведь когда один из них преступление совершал…

— Только то, что считалось преступлением по ландскнехтскому кодексу, ну или по неписаным правилам. Между прочим, никакой анархии! — перебил его Капрал. — В полках обязательно должен был быть юрисконсул, шультхайс, который должен был правильно толковать статьи этих правил и применять их на практике. А потом еще один был, с него Петр Первый потом прапорщика слепил. Забыл, как назывался. Так его задача первейшая — защищать интересы простых солдат перед офицерами. Адвокат такой своеобразный.

— Слышь, брате, может, сам рассказывать будешь?

— Молчу, молчу, молчу.

— Так вот, считалось, если кто-то из ландскнехтов преступление совершил, то он покрыл свой отряд позором. В знак позора сворачивалось знамя. После суда и похорон казненного считалось, что позор смыт со всего отряда. То есть отряд возродил свою честь. Стал существовать снова. Знамя в этот момент торжественно разворачивали и давали салют в честь возрождения. Так-то вот. Так что первые салюты имели куда больший смысл. В честь живых давались.

— Да уж, веселое житье-бытье. Условия некомфортные, битвы кровавые и жестокие, наказания за проступки мягкими никак не назовешь. Что ж туда столько народу-то шло? — удивился Дайс.