Красная линия - Вера Александровна Колочкова

взяла… — дернула плечом Карина и поморщилась, будто от зубной боли.

— Да ты ж мне сама сказала… Тогда… Помнишь? Что очень любила, что нравился…

— Я так сказала? Не помню… Давно это было. Я как-то переболела уже всей этой историей, выбралась из нее. Едва живая, но выбралась. Плохо мне было, Лер… Очень плохо…

— А мне хорошо было, думаешь? Я тоже, знаешь… Можно сказать, на обломках жила.

— Ну и зря… Не надо было все ломать, простить надо было. Зря ты его не простила, Лер. Честно признайся: жалеешь теперь?

— Не знаю даже, что тебе и сказать… Еще месяц назад знала, а теперь уже не знаю.

— Ну, тогда я тебе скажу — жалеешь, конечно. Я же вижу, какая ты стала.

— Какая?

— Неприкаянная. Как и я. Вот ты спросила меня — любила ли я Стаса… Да, любила, наверное. Я вас обоих любила. Вы были моей семьей… Все это оцениваешь задним числом, да только вернуть ничего не можешь. Я ведь сейчас одна, совсем одна… Иногда чувствую — умираю просто. Жить не хочу. Каждое утро заставляю себя встать и на работу пойти, а зачем, спрашивается? Никому я уже неинтересна, потому что я и сама себе неинтересна, Лер. Так, бледная тень от меня осталась. Да я как-то и привыкла уже…

— Ну, зачем ты так, Карин… Ты ж молодая еще, чего ты… Надо встряхнуться как-то, выйти из этого состояния!

— Ты для чего пришла сюда, Лер? Скажи честно? Жалеть меня? Или просто увидеть, как мне плохо, скажи? Зачем все эти слова…

— Я не знаю, Карина, зачем пришла. Правда, не знаю. Ноги сами сюда принесли. Наверное, потому что мне тоже сейчас плохо. Какая-то недосказанность осталась, что ли… Будто я виновата перед тобой в чем…

— Виновата? Ты? Да неужели? Может, еще и прощения у меня будешь просить?

— Ну, зачем ты так…

— А что? Разве не так? Ты ведь хочешь попросить прощения за то, что не смогла меня простить, правда? Хотя звучит глупо, конечно… Не надо было тебе приходить, Лер.

— Да, не надо было… Ты права. Да, я сейчас уйду…

— Погоди! Погоди, не уходи. Я кое-что сказать тебе хочу… Вернее, объяснить… Да, Лера, мне Стас очень нравился, да! Это правда. Вернее, я к нему что-то такое испытывала… Такое, от меня не зависящее… Ой, да что я хожу вокруг да около, господи! Лучше прямо сказать! Да, я хотела его! Я тогда думала, что это и есть любовь, понимаешь? А на самом деле это было просто желание… Непреодолимое, невозможное, всю меня изнутри съедающее… Просто наказание господне какое-то… У меня желание, а у вас с ним — любовь. Вот и вся арифметика, Лер.

— И… Ты как-то пыталась с этим справиться, скажи?

— Пыталась, конечно. Да только без толку. Женское желание — это ж убойная вещь… Оно так сильно наружу транслируется, что хоть скрывай его, хоть прячься… Оно как атомная радиация, везде проникнет, все сметет на своем пути. Устоять невозможно, поверь…

Лера молчала, слушала Карину с ужасом. Сама себя не узнавала. Прежняя Лера усмехнулась бы, наверное, спросила что-нибудь этакое — уж так и невозможно, мол… Всегда можно взять себя в руки, перемочь, перебороть…

А сейчас она молчала. Просто слушала, что ей говорит Карина, и молчала…

— Стас ведь и не собирался ничего такого… Я же видела это, понимала прекрасно. Пришла к нему с этими дурацкими котлетками… Он уставший такой был, говорил, что спать очень хочет. А я так на него посмотрела… Так, что его захлестнуло вдруг. И такие у него были глаза! Такие… В них уже не было ничего… кроме ответного желания. Сиюминутного. Сиюсекундного. В такие моменты про все забыть можно, даже имя свое забыть! Он просто уже ничего не мог с собой сделать… Так бывает, просто поверь. Он ни в чем не виноват был, это все я… Только я…

И опять Лера молчала. Что, что она могла на это ответить? Верно, мол, знаю, все понимаю? Я и сама теперь в таком наказании пребываю, те же самые муки в себе несу и транслирую их поневоле? А главное — ничего с этим поделать не могу…

Но не признаваться же в этом Карине, правда? Хотя ей сейчас и дела до нее нет… Сидит, в сторону смотрит. Ждет, когда она уйдет… Да это и сразу было понятно, что нечего было ждать от этой их встречи.

— Ладно, я пойду, Карин… — встала она с дивана.

— Иди… Дверь за собой захлопни, ладно?

— Хорошо…

Вышла из подъезда, медленно побрела к машине. Глянула вверх…

Карина стояла у окна, скрестив на груди руки. Вот подняла ладонь, провела ею по щеке — показалось, будто смахнула слезу.

— Ой, Лерочка… Здравствуй, милая… — услышала она за спиной женский голос. Обернулась, увидела мамину соседку, милейшую Светлану Петровну. И пришлось улыбнуться и тоже произнести вежливо:

— Здравствуйте, Светлана Петровна. Рада вас видеть.

— А я-то! Я-то как рада! Уж сколько времени тебя не встречала, подумать страшно! Как уехала ты от нас, так и пропала будто… Ты к маме в гости приехала, наверное?

— Да, к маме… — кивнула Лера, подумав с досадой, что сейчас еще и к маме придется зайти… Потом она узнает от соседки, что та видела ее во дворе, не простит.

И не сказать, что она не хотела бы видеть маму, просто настроение сейчас было не то… Не хотелось вообще ни с кем говорить, одной хотелось побыть, в себе разобраться.

Но ничего не поделаешь, надо идти к маме. И впрямь ведь обидится. К тому же эта Светлана Петровна обязательно ей все доложит…

Мама встретила ее с удивленной радостью, засуетилась по кухне:

— Ой, ты бы хоть предупредила, что зайдешь! Я бы вкусненькое что-нибудь приготовила! Вот ведь… То не дозовешься тебя, а то вдруг как снег на голову… Надеюсь, ничего не случилось?

— Нет, мам, все хорошо. Я просто соскучилась, потому и заехала.

Мама глянула с недоверием, но ничего не сказала. Снова засуетилась, проговорила с улыбкой:

— Ты рассольник будешь? Сейчас я быстренько разогрею…

— Да ничего не надо, мам. Я не хочу есть. Совсем не хочу.

— Ну, чаю хоть выпьешь, надеюсь? У меня варенье вишневое есть.

— Да, чаю с удовольствием… В горле совсем пересохло…

Вскоре мама поставила перед ней чашку с чаем, и Лера сделала несколько торопливых глотков, обжигаясь. Мама смотрела на нее с грустью, потом проговорила тихо:

— Ты очень плохо выглядишь, Лер… В глазах тоска, в руках суета.